Проект «Ковчег». Тяжело в учении, легко в бою. Дмитрий Лифановский
просто описал, как его уговаривали написать на Стаина заявление. Объяснил, почему он этого не сделал. А в конце, как комсомолец и командир отряда самообороны просил органы во всем разобраться, дописав, что не верит в виновность одноклассника. Об этом Колька и сказал допрашивающему его старшему лейтенанту, чем вызвал его жуткое неудовольствие, выраженное несколькими ударами по телу. На этом, собственно, допрос и закончился. Кольку вернули обратно в камеру. Одиночную. Парню было страшно. В голову лезли не радостные мысли. А вдруг Стаин действительно враг? Тогда получается, что он пособник врага народа?! Сама эта мысль выводила парня из равновесия, вгоняя в черную беспросветную тоску. Нет, это же не правда! Он не враг!
А потом за ним пришли. Накрутивший себя парень уже был готов ко всему. Что его сейчас осудят, отправят в тюрьму, в лагерь, расстреляют. Но к тому, что с ним захочет поговорить сам нарком внутренних дел товарищ Берия он готов не был. Там, в кабинете, под внимательным взглядом знакомого по фотографиям в газетах и портретам в школе человека он едва не расплакался, рассказывая, как попал в камеру, что его побудило прийти на Лубянку и вообще все, все, все. Даже про то, что ревнует Волкову к Сашке, он незаметно для себя рассказал. И к удивлению своему получил от наркома благодарность и направление в спецшколу, раз уж он так стремится на фронт. Так он и оказался здесь. И сейчас ему было стыдно вспоминать о своей слабости, о слезах в кабинете наркома, о глупой ревности. Это казалось ему недостойным звания комсомольца. А тут еще, оказалось, что историю его знает Начальник Главного политуправления Красной армии, а может быть и сам товарищ Сталин. И от этого на душе у Кольки становилось еще хуже. Но ничего, он еще всем докажет, чего стоит Николай Литвинов! Главное – в него поверили! И он оправдает! Честное комсомольское оправдает! От клятвы, данной самому себе с души будто упал камень. Парень поднял голову и прямо посмотрел на комиссара. Лев Захарович, будто ожидая от Николая именно этого, кивнул ему и продолжил:
– Ну и, наконец, Ваня, Витя и Игорь, – Мехлис посмотрел на братьев и их друга. В декабре, во время обхода по заданию райкома комсомола своего района, с целю проверки соблюдения режима светомаскировки, ребята зашли в один из подъездов. Что уж им там понадобилось, история умалчивает, – Лев Захарович с хитрой ухмылкой посмотрел на потупившихся парней. Не то чтоб им было стыдно, просто в подъезд они зашли, незначительно отклонившись от маршрута патрулирования, чтобы покурить стыренные Игорем у отца папиросы. – Поднимаясь наверх, Игорь услышал из-за одной из дверей очень знакомый звук работающего стеклографа[i]. Ведь отец у Игоря служит в типографии и как работает типографское оборудование, парень наблюдал много раз. Но что печатают на стеклографе в обычной квартире? Решение приняли быстро. Игорь кинулся за милицейским патрулем, а братья остались следить за странной квартирой. Верно я говорю, так было? – Мехлис посмотрел на ребят и, дождавшись их кивка, продолжил: – Патруль пришел