Константин Великий. Равноапостольный. Андрей Кошелев
время проводил с Лактанцием. Мальчик был очарован наставником. Он усердно учился, открывая для себя мир глазами Лактанция. Фауста обижалась, что пасынок, с которым прежде они были так дружны, теперь совсем не уделял ей внимания. Все разговоры он сводил к тому, что недавно узнал от Лактанция.
Порой Фауста вместе с дочерью приходила послушать его уроки. Крисп жадно ловил каждое слово наставника, непоседливая Константина успокаивалась и засыпала на руках у матери под звуки его мерного голоса. А вот императрица испытывала смешанные чувства. Когда Лактанций преподавал Криспу точные науки, она слушала с интересом, жалея, что в детстве у нее не могло быть такого учителя. Но Слово Божие вызывало у нее то гнетущую тоску, то гнев. Фауста не смогла высидеть ни единого урока, посвященного Богу. Вскоре лишь одно упоминание имени Лактанция начинало злить императрицу. Она твердо решила, что не позволит ему быть наставником ее будущих сыновей. Как бы Константин ни настаивал, Фауста скорее умрет, чем уступит.
Получив недвусмысленные намеки, богачи Сирмия попросили у Константина разрешения организовать и оплатить празднества в честь прибытия Фаусты с детьми. Император оказал им милость. На этот раз торжества удались на славу: гонки на колесницах, театральные представления, пиры для горожан. К концу недели даже бездомные животные воротили морды от объедков.
Воодушевлению, с каким встретили императорскую семью, позавидовали бы многие полководцы, возвращавшиеся домой с триумфом. У жителей Сирмия не было поводов любить Фаусту или детей Константина, они их не знали, им просто хотелось радоваться, наслаждаться жизнью от осознания, что междоусобица закончилась, ее опасности миновали. Веселье захлестнуло город. Казалось, единственным человеком, остававшимся мрачным в эти дни, был император.
Константин покидал Сирмий, чтобы побывать в лагерях полевых войск и осмотреть укрепления вдоль Дуная. Публий Лукиан не подвел. Его люди выявили бунтовщиков, подстрекавших иллирийские легионы к восстанию, и передали их на суд императору. Константин постарался поступить с ними по справедливости, сообразно тяжести вины и весу заслуг. Одних он жестоко покарал, других сослал на дальние рубежи, а третьих отправил в почетную отставку. Легионеры, получив двойное жалованье и оказавшись под твердой рукой Авла Аммиана, присмирели. Собиравшаяся буря рассеялась. Чтобы окончательно сбить спесь с иллирийцев, Константин отправил их чинить дороги, обветшалые крепости и форты у границы.
Император возвратился в Сирмий незадолго до прибытия Фаусты с детьми. Главная из стоявших перед ним задач была выполнена, но вместо облегчения он чувствовал только навалившуюся усталость. Коротая вечера, сидя на балконе с чашей вина и глядя в сад на фруктовые деревья, мраморные статуи и фонтаны, Константин раз за разом мыслями обращался к Лицинию.
Тот проиграл битву, но сохранял шансы выиграть войну. Он мог поднять азиатские легионы, усилить их отрядами наемников, обратиться за помощью к царю персов. Вместо этого Лициний решил