Избранное. Тройственный образ совершенства. Михаил Гершензон
человечество в тягчайший обман, ибо, охваченный головокружением над бездной Числа, он кинул в века ликующий клик безумия, где истина смешалась с ложью: «Мерою и весом мир победишь, ибо Число есть сущность вещей». И соблазнившись о разгаданной тайне, поверил человек и в ложь разгадки; тот крик Пифагора острием своей правды пронзил века, зажигая ложный свет в умах. С тех пор человечество начало планомерно высылать вперед науку, как саперные отряды, чтобы она строила вниз ступень за ступенью, и ныне, спустившись по утвержденным ею ступеням, культурный мир стоит глубоко внизу, спиной повернувшись к вершине. Последнее научное обобщение есть математическая формула, выражающая неизменное количественное отношение между вещами; и, подчиняясь науке, культура обнажила во всякой личности – число.
97. – Но число не содержит в себе сущности, число не знает ее и не хочет знать. Единица есть не что иное, как символ однократного, простейшего, отрешенного от всякой предметности логического акта. Она дает знать зрителю, что в этом месте совершилось или должно быть совершено единичное далее не разложимое действие разума, безразлично, над чем бы ни производилось это действие, как буква а указывает только, что здесь должен быть произнесен звук а. Поэтому единица обозначает любую вещь, явление или событие, какое только может быть предметом такой простейшей логической операции; и математическая формула есть извещение о том, какими группами и в каком порядке должен быть расположен данный ряд однократных простейших логических актов. Числом разум только выражает на своем языке относительное расположение простейших частиц или движений, которые в совокупности образуют явление. Число ничего не изрекает о сущности – оно только воспроизводит закономерность ее бытия. Сущность же мира воплощена в лице, в живом единичном, и потому, чтобы обнять бытие в его целости, необходимо знать и лицо, и число. Если бы мир был навеки закончен и неизменен, как часы, нам было бы довольно изучить его механизм; но мир – машина живая, то есть непрерывно преображающаяся изнутри, мир – безостановочное движение каждого отдельного создания и всех в совокупности, согласованное стремление всей твари к неведомому совершенству. Подобно тому как в катящемся колесе мы различаем, во-первых, его строение и состав, во-вторых, его бег, нераздельный с направлением бега, так и мир не может быть познан отдельно в своей статике или в своей динамике, но только в обоих вместе. Остановив колесо, ты видишь его отдельные спицы и их число, и это есть верное, но еще не полное знание; а глядя на вращающееся колесо, ты видишь его движение и путь, но не видишь его сливающихся в круг частей: вторая половина знания. Так наука раздельно изучает строение и состав мироздания в его идеальной неподвижности, и кто предался науке, тот склонен признавать мир неизменным механизмом и мировую жизнь – дурной бесконечностью повторений. Потому что сам познающий – такое же катящееся колесо: чтобы познать мир в его статике, надо не только идеально остановить познаваемое, но и реально остановиться