Открытки от незнакомца. Имоджен Кларк
он.
– Ты же знаешь, миссис Пи, сиделка. – Я помогаю ему встать и натягиваю на него свитер.
– Сиделки нет, – отвечает он, слегка покачивая головой.
– Перестань, папа. – Я за руку вывожу его из комнаты. – Пойдем попьем чаю.
Я аккуратно затворяю за собой дверь. С поиском придется повременить.
Мне уже не хватает с отцом терпения – раньше такого не бывало. Все, что он делает, действует мне на нервы, по малейшему поводу я немилосердно бранюсь себе под нос. Решив, что на меня успокаивающе подействует свежий воздух, я выхожу попинать опавшие листья. Наш сад окружен большими деревьями, летом дарующими нам тень и уединение, а осенью осыпающими нас листьями, которые норовят заткнуть стоки. Раньше отец убирал опавшую листву, как только она ложилась на землю. Зная, что тот, прежний, настоящий мой отец не позволял листве залеживаться и гнить, я берусь за дело. Работаю по системе: сгребаю листья с одного квадрата лужайки в высокую кучу, потом принимаюсь за следующий квадрат. Скоро всюду вырастают холмики из бурых листьев, похожие на огромные кротовьи норы на зеленой траве. Я иду в сарай за пакетом, возвращаюсь – и что вижу? Мои замечательные холмики разрушены, листва разбросана по всей лужайке, как будто я ее не собирала. В центре лужайки стоит мой отец, ужасно довольный собой. Опираясь на миссис Пи, чтобы не завалиться, он пинает листья ногой, отводя ее далеко назад, чтобы пинки получались сильнее. Фигура у него старческая, зато на лице улыбка до ушей, он разбрасывает листья с прямо-таки детским наслаждением.
Это приводит меня в бешенство. Я могла бы посвятить этот день миллиону гораздо более приятных и полезных вещей, а не тратить время на дело, результат которого не проживет и пары минут.
– Боже правый! – кричу я, подбегая к ним. – Папа, прекрати!
Отец оборачивается на мой голос, но не похоже, что он меня понял. Он продолжает усердно пинать ногой листья, хотя эта куча уже разрушена до основания. Миссис Пи, крепко держащая отца за локоть, чтобы он не упал, ловит мой взгляд и качает головой. Она беззвучно советует мне остыть, позволить отцу продолжить безвредную забаву, признать ее полезность. Я смотрю на листья, на тонущего в них отца, на улыбку на его постоянно смущенном лице. Знаю, это мгновение надо ценить, лучше его мысленно сфотографировать, потому что следующей его улыбки мне придется ждать очень долго, и это, конечно, куда важнее нескольких минут напрасной работы. Но вижу я только человека, вравшего мне всю мою жизнь, прятавшего в темноте то, что обязан был вынести на свет.
Я роняю мешок. Я бы предпочла отлупить мешком эту парочку, но он пуст и ничего не весит, поэтому может только упасть к моим ногам.
– Извольте собрать все это вдвоем, – говорю я, сознавая смехотворность своего требования, но ничуть этого не смущаясь. Отвернувшись от них, я шагаю обратно в дом. Они меня не окликают. Я слышу шуршание листы: они переходят к следующей куче. Я похожа на капризного ребенка, меня тянет присоединиться к их забаве, но упрямство пересиливает, я боюсь потерять лицо и оттого