Разговор с Богом. Людмила Алексеевна Шукшина
сотника, не видел миловидной его жены Душаны, которая, сказывают, из него верёвки вьёт… А как они идут в храм по воскресным дням! Могучий Волибор с тремя детьми на шее и плечах и хрупкая, маленькая твёрдая, как орешек, Душана! Да. Так вот сотнику достаточно было только закатать рукав грязной после боя рубахи да показать раненому пудовый кулак, как косматый рыжий детина в ржавом шлеме стал рассказывать торопливо и сбивчиво…
Говорит, что десять минганов36 собралось у Долгомостья, десять минганов – это целый тумен, даже если и привирает, всё равно много. Обложат со всех сторон, ни еды, ни воды… Да и приступом взять с такой силой могут… Хоть и хорошо укреплён город: с двух сторон высокий тын по верху оврагов, с третьей река, с четвёртой стена на валу, но оборонять со всех сторон силы не хватит. Он не отдаст врагу этот город! Судьба лишила его семьи, родины, дома… Смоленск стал ему домом, жители, любившие его за доблесть, крепость веры и чистоту, – его семьёй… Тётка Зорица, соседка, что ставит ему молоко с хлебом в сенцы каждый вечер, Волибор с Душаной, его братья – дружина, малец Ждан, в глазах которого страх и надежда… И вдруг он понял, что ради этих работящих и добрых людей, ни в чём не виноватых перед Богом, он готов отдать всё, что ради грядущего боя он, моравский лех королевской крови, доблестный римский воин, и прожил всё, что он прожил!
Меркурий приехал домой, отдал коня одному из дружинников, вымылся чисто, взял свежую рубаху, опоясался дорогим трофейным византийским пояском дивной работы и пошёл сначала к князю, затем к своей дружине… Ждан вился рядом, как рыба-вьюн37, и всё норовил заглянуть в глаза. Воин взгляд не отводил, но и обнадёживать не спешил, молчал… На крыльце дружинной истопки сидел на корточках полонённый монгол, молодой парень, мелкий и юркий, озирался затравленно и злобно, что-то выкрикивал, когда дружинники дразнили его для потехи. Осмотрел монгола – рядовой воин: малгай – шапка из войлока и меха, закрывающая уши и шею, валяется рядом; макушка бритая, узкая короткая челка «ласточкин хвост» спускается к переносице, несколько тощих косиц свёрнуты в колечки; на теле тонкая шёлковая рубашка (если стрела или копьё пробили доспех, то ткань не порвётся, а только вомнётся в тело: и вытащить легко, и рана быстро затянется), у нас таких делать не умеют, мелькнула мысль… На рубашке кафтан из кожи с металлическими пластинами, ремень с пряжкой, на ногах войлочные сапоги с кожаными же подошвами. Кожа да войлок – вот и все доспехи. Сверху монголы надевали дегель – стёганый халат, а на переходах суконный плащ с разрезом сзади от пояса. В дождь или сильный ветер воин, не слезая с коня, накинет себе на плечи и голову полы этого плаща сзади – и укрыт… Чуть поодаль было сложено оружие монгола: простой лук, круглый деревянный обтянутый берестой колчан на три десятка стрел, кривая сабля, боевой нож, топорик…
Меркурий кивнул глаголичу, тот подошёл, коротко доложил: «Ничего не говорит, только лается, как собака, да грозит, что Батый их город возьмёт, всем
Минган – тысяча
Рыба-вьюн – угорь