Мой сводный подонок. Дарья Белова
снова что-то не то. Мы не друзья, не близкие. Слово «брат» тоже не совсем корректно.
Мы абсолютно чужие. Разные. Мне даже не нравится он.
Филипп останавливает машину до шлагбаума в нашем поселке. За окном смеркается, но все же различаю цвет его глаз и вижу мои мурашки, которые рвут дурацкие чулки. Это был первый и последний день, когда я надела их.
– Ты остановился, – произношу тихо, но голос бьет по ушам.
Шумно сглатываю. Шахов, конечно, это слышит. Я волнуюсь, и он прекрасно все видит и чувствует.
– Остановился, Лиззи.
– Зачем?
Когда Фил поворачивается ко мне и проводит языком по нижней губе, во рту пересыхает. Сердце бешено колотится, стучит, как большой барабан.
Шахов сделал это демонстративно. Немного пошло, но… Мне понравилось. Настоящий кот, когда я маленькая мышка.
– Хочу, чтобы ты мне честно ответила. Ты же не умеешь врать? – вопрос звучит с издевкой и перехватывает дыхание оттого, насколько он читает меня как открытую книгу.
В тот же миг захотелось научиться врать. Вот прям глядя в глаза!
– Тебе понравилось, что было в випке в тот вечер?
От воспоминаний кровь воспламеняется и, молниеносно меняя направления, устремляется вниз живота.
– Ты о чем? – задыхаюсь и смотрю перед собой.
Как я и думала, ладонь Шахова занимает почти всю поверхность бедра, когда он кладет руку на него. Я не могу сделать и вдоха. Смотрю в лобовое окно и перестаю что-либо видеть. Стало совсем темно.
Мне ни капельки не хочется смахивать его тяжелую ладонь. Она теплая и приятная даже через тонкий капрон.
– Значит, понравилось… Как я тебя поцеловал.
Щеки горячие и красные, и я рада темноте в салоне и на улице.
Филипп приближается, я же вжимаюсь в кресло.
– И у твоей комнаты. Тебе тоже понравилось.
Мятное дыхание обжигает. Я не знаю уже, куда деть взгляд. И больше – не знаю, как дышать.
– Сознаешься? – давит очередным вопросом.
– Понравилось.
Наверное, темнота в машине играет мне на руку. Чувствую себя смелой и чуть-чуть пьяной без грамма алкоголя в крови.
Поднимаю глаза и встречаюсь с дерзким взглядом Шахова. От макушки до самых пят проходят огненные стрелы. В грудной клетке огромный ком, и он словно был там всегда.
Спина прилипает к сиденью намертво.
Филипп наклоняется еще ниже, дразня короткими поцелуями. Его губы нежно захватывают мои. В этот раз все настолько нежно и невинно, что я теряюсь.
Те два грубых раза, когда он врывался в мой рот своим языком, осели в памяти и ассоциируются у меня с Шаховым. Сегодняшний поцелуй рвет шаблон.
– А так? Нравится?
Чувствую себя в его профессионально расставленных сетях. Но из них не хочется выбираться.
– Нравится.
Вновь хитрющая улыбка. И если бы я стояла, то непременно бы мои ноги подкосились.
Как завороженная рассматриваю его губы, колкую щетину, прямой нос, длинные, редкие ресницы. Одна выпала.
Если