Хроники Герода. Леонид Бляхер
Почему александрийцы легко дали Цезарю выйти из города, а нам в него легко войти?..
Встреча прошла во внутреннем дворе богатого дома, над входом в который горела золотая шестиконечная звезда. Их встречал старик с бритым лицом, одетый в богатую хламиду, заколотую на плече изящной серебряной брошью в форме цветка, инкрустированного крупным алым камнем. Отец церемонно поклонился ему, и они прошли в дальние комнаты. Слуги проводили братьев во внутренний дворик, где уже стояли ложа, покрытые дорогой тканью, а столы были уставлены разнообразной снедью.
Возлежащий во главе стола мужчина в эллинском платье, но с лицом, украшенным иудейской бородой, прочел молитву и предложил присоединиться к трапезе. Юноши последовали его приглашению. За столом текла вежливая беседа ни о чем. Гости демонстрировали свою почтительность, хозяин – заботу и радушие. Отец и старик показались только часа через два, когда застолье уже начинало откровенно тяготить Герода. Оба были крайне довольны и всем видом показывали расположение и почтение друг к другу.
Рабы переменили столы. Вновь прозвучали привычные слова молитвы. Но потом… Гостям и хозяевам подали лохани для омовения, венки. На новых столах появилось неразбавленное вино, фрукты. Из-за боковых занавесей, прикрывающих вход в помещения для слуг, вышли музыканты. Иудейская трапеза превращалась в эллинский симпосий. Почему-то Героду это было не то, чтобы неприятно – скорее, странно. Но он старался быть вежливым, начиная понимать ситуацию. Впрочем, пока держа понимание при себе. Братья выглядели гораздо более ошарашенными. В Ерушалаиме люди были или эллинами, или иудеями. Здесь это оказалось смешано в одном доме. Старик посмеивался над шутками Антипатра, да и над удивленным видом Фасаэля и Ферароса; с уважением и одобрением кивал уместным и почтительным фразам Герода.
Утром, когда они проезжали ворота, Герод спросил:
– Прости, отец! Теперь у нас будут дела с Александрией?
– Ты все правильно понял, сын, – улыбнулся отец.
Видя непонимание в глазах младшего, он снизошел до объяснения.
– Смотрите, – обратился он к сыновьям. – Мы уже много лет водим караваны в Дамаск. Это хорошее дело. Купцы из страны Инд продают нам пряности на берегу Красного моря по две серебряные драхмы. В Ерушалаиме платят уже по три драхмы. В Аскелоне за вес пряностей дают уже пять драхм, а в Дамаске платят золотой, то есть десять драхм. Конечно, не все караваны доходят. Но даже то, что доходит, позволяет нам есть свой хлеб, платить своим воинам, дарить украшения нашим женщинам, строить крепости и дороги, покупать покровительство и союзы. Вы все это знаете.
В Дамаске и в Тире купцы торгуют нашими пряностями уже за два десятка серебра. Но им этого мало. Они легко могут договориться и снизить нам цену. Больших кораблей, чтобы самим везти пряности в Элладу или Италию, у нас нет. Караваны в Иран, Пергам, Понт или Армению мы не водим. Потому будем вынуждены