Любовная история. Захар Сергеевич Грачев
наугад открыла Евангелие – ветхие, пожелтевшие страницы захрустели, и Шмитц внимательно вслушался в их шуршание, – открыла и прочитала первое, что попалось её взгляду.
– «Возлюбленные, возлюбим друг друга, яко любы от Бога есть, и всяк любяй от Бога рожден есть, и знает Бога».
– И о чём же здесь?
– О том, что Бог и любовь есть одно целое и каждый, верующий в Христа, не может не любить ближнего. «А не любяй не позна Бога, яко Бог любы есть». В любви наше спасенье, и на неё одну наше упованье. Это такие прекрасные слова, и как хотелось бы, чтобы они были каждым осмыслены…
– О, это так… величественно. Простите меня, может, я слишком встревожен… Но я впечатлён, очень впечатлён. Продолжайте, читайте дальше.
– «Бога никто же нигде не виде. Аще друг друга любим, Бог в нас пребывает, и любы Его совершенна есть в нас.». Никогда не отходите от веры, если любите, – тогда только чувство сможет считаться истинным и священным.
В Шмитце кипело нечто невероятное, непостижимое и непомерно воодушевляющее. В эту минуту его любовь к Татьяне смешалась с познанием веры, перед ним внезапно стал открываться неведомый доселе мир, прекрасный, блаженный мир.
– Читайте ещё.
– «Страха несть в любви, но совершенна любы вон изгоняет страх, яко страх муку имать: бояйся же не совершися в любви».
Татьяна читала Евангелие до тех пор, пока Арсений не подал к столу. После чаепития Шмитц попросил Татьяну сыграть ему на скрипке. Те сонаты, что стройным течением выливались из-под смычка княжны в тот день, задержались в памяти немца как лучшее, что ему доводилось слышать.
«Любовь будет называться высшим чувством, только когда она станет безотказно преображать человека, а не пытать, колечить и убивать» – вспоминал он позже слова Апраксина. Он вспомнил также, сколько раз доводилось ему страдать от этого внезапного, непредсказуемого и необъяснимого чувства; но сейчас сердце его было далеко от страданий – оно наполнялось спокойствием, теплотой и самым настоящим наслаждением. «Быть может, вот оно – высшее чувство, – грезилось Шмитцу в эту минуту. – Быть может, наконец я его настиг и познал, а оно открылось мне в полном своём совершенстве…»
В шестом часу вернулись Романовы, ещё позднее – Анна и Григорий. За ужином Шмитца не покидало ощущение возвышенности, причастности к чему-то священному. То был особенный день для него.
XVI
Анна старалась быть с Апраксиным как можно ближе и короче: то заведёт с ним разговор за столом, то пригласит на прогулку. Григория это увлекало; иной раз он и сам был рад развлечь Романову бессмысленной беседой, и между ними возникло взаимное чувство влечения.
Совершенные дружеские отношения выстроились у Татьяны и Шмитца. Княжна души не чаяла в немце. Ни что так не подкупало её, как его обходительность и скромность. Шмитц, в свою очередь, всюду волочился за княжной, подобно прислужливому лакею.
Начало зимы. Первый хрустящий снег тонким слоем уже лежал на земле, покрывал безлиственные кусты и деревья и предвещал скорые морозы. Лёгкими пушинками