Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6. Тим Милн
детей с доминирующим в их семье родителем, едва ли это могло быть расценено как веская причина. В любом случае я не верю в то, что Сент-Джон Филби так уж доминировал над своим сыном, – и, уж конечно, не тогда, когда тот оказался в Вестминстере. В школе Ким проявил себя жестким, уверенным в себе и вполне самодостаточным юношей. Его отец большую часть времени проводил за границей и нечасто виделся с сыном.
В то время Сент-Джон Филби был широко известен как арабист с неортодоксальными взглядами, хотя на тот момент он еще не совершил своего знаменитого перехода через пустыню Руб-аль-Хали, «пустую четверть» Аравии. Ким большого интереса к Ближнему Востоку не проявлял, однако восхищался тем, как глубоко его отец познал Аравию и населяющих ее арабов, особенно в сравнении с романтизмом T.E. Лоренса. В качестве школьного приза я выбрал «Восстание в пустыне» (более краткий вариант «Семи столпов мудрости», которая к тому времени еще не была издана) и спросил Кима, что тот об этом думает. «Ну что же, – ответил он, – первое предложение мне показалось настолько великолепным, что так и не удалось прочесть остальное». Одна небольшая услуга, оказанная Кимом его отцу в школьные годы, отражена во введении (которое датировано августом 1928 г.) к одной из наиболее известных книг Филби-старшего, «Аравия ваххабитов» (Arabia of the Wahhabis), впоследствии переизданной. Ким должен был представить несколько штриховых рисунков. Как и все, что он делал на бумаге, они были аккуратны и точны.
Что свело нас вместе? Думаю, отчасти сыграли определенную роль противоположности наших характеров. Ким представлял собой тихого мятежника, а я был весьма обычным мальчиком, который энергично участвовал в школьной жизни. Меня постепенно заинтриговал человек, который, казалось, отвергает многое из того, что сам я машинально приемлю, но который при этом не является отщепенцем. Что он, со своей стороны, разглядел во мне, я не знаю. Возможно, обнаружил некий полезный резонатор для своих развивающихся взглядов. Может быть, я ему просто понравился. Хотя Ким и не был моим самым близким другом в школе, я, несомненно, выделял его среди других. Я бы, наверное, удивился, если бы тогда мне сказали, что наша дружба продлится еще треть столетия; и еще больше – тому, что однажды напишу об этом книгу.
Глава 2
Новые горизонты
Ким перешел в Тринити-колледж Кембриджского университета осенью 1929 года, в то время как я в последний год учебы возвратился в Вестминстер. В мае после продолжительной болезни умер мой отец, и семья уехала из Сомерсета, чтобы вернуться в район Лондона. Правда, у нас потом еще два года не было постоянного дома. Ким, в отличие от большинства своих школьных современников, не собирался повторно посещать Вестминстер после того, как оставил его. Однако мы встретились на Рождество 1929 года и запланировали поездку на континент после окончания летнего семестра. На пасхальные каникулы 1930 года мы не встретились (Ким отправился в Венгрию) и в дальнейшем договаривались обо всем в письмах, потому