Кроваво-красные бисквиты. Лев Брусилов
день прямо на паперти Покровской церкви отравили нищего. Доктор уж и обследовал тело. Яд тот же самый, которым были отравлены бисквиты Джотто…
– А как же его, этого нищего, отравили? – чуть исподлобья глянул на Фому Фомича купец.
– Сейчас расскажу… – Взгляд начальника сыскной упал на стоящие перед ним еще нетронутые вафельные рожки. – Это, значит, ваши знаменитые на всю губернию сладости?
– Да! – кивнул Кислицын.
– А я вот, признаться, ни разу их не пробовал… Правда, меня то извиняет, что сладкое не очень люблю.
– Так вы попробуйте, попробуйте! – стал предлагать свой товар купец.
– Непременно, только вначале спросить хочу у тебя: в городе отравитель действует, и неизвестно, кто он такой, а ты сам-то уверен в своих рожках? Может, они тоже того…
– Чего? – не понял купец.
– С ядом!
– Да как можно! Да мы свою продукцию, как новорожденное дитя… Да у нас тут дыхнуть никто не смеет. Раньше так было, а теперь и подавно. Вы, ваше высокоблагородие, будьте уверены, у нас все первый класс. Да вы сами попробуйте!
– Ты знаешь, Иван Васильевич, что-то последнее время боязно мне стало, за жизнь свою опасаюсь. Ты уж не обессудь, давай так сделаем, – он подвинул тарелочку со сладостями к Кислицыну, – съешь один рожок, раз ты так в них уверен, а я остальные, но только после тебя. Договорились?
– Отчего же не съесть, мы в своем товаре уверенные! – проговорил купец, взял в руки один рожок и, пригладив бороду, откусил.
– Я же тебе не дорассказал про новое отравление, – продолжил тем временем фон Шпинне. – Так вот, кто-то милостыню нищему подал, и знаешь, что это было?
– Бисквит Джотто? – перестал жевать хозяин кухмистерской, и в глазах его блеснул тусклый, едва различимый огонек злорадства. Говорил этот огонек о том, что втайне надеялся Кислицын: закроют-таки итальянскую кондитерскую.
– Ты почти угадал, только это был не бисквит, а вафельный рожок. Твой вафельный рожок! – Фон Шпинне подался вперед и указал пальцем на стоящую перед купцом тарелочку.
Тот замер с открытым ртом, глаза его неподвижно уставились на Фому Фомича. Обсыпанные вафельной крошкой губы медленно растянулись в глупую, непонимающую улыбку.
– Такого не может быть… – проговорил натужно, хотел еще что-то добавить, но поперхнулся, схватился за горло и принялся тут же, прямо на стол, выплевывать недожеванный рожок. Начальник сыскной предусмотрительно отодвинулся и спокойно наблюдал мучения купца. После чего сделал знак испуганно жавшемуся к стене половому.
– Чего изволите?
– Воды принеси. Быстро!
Половой убежал и через мгновение вернулся. Руки мокрые, полстакана расплескал, остановился и протянул воду фон Шпинне.
– Да не мне, голова еловая, хозяину своему! Не видишь, что ли, подавился!
Продолжая держаться за горло, Иван Васильевич взял стакан из рук полового, пригубил. Начальник сыскной точно ожидал этого, сразу же спросил у отплевавшегося купца:
– А в этой воде ты так же уверен, как и в своих вафельных