Зеркальная галерея. Великая депрессия, Великая рецессия, усвоенные и неусвоенные уроки истории. Барри Эйхенгрин
на посту главы центрального банка Германии, сознавал, какую конструктивную роль сыграл Норман в переговорах по плану Дауэса, по которому были снижены репарации и получен стабилизационный кредит. Однако, несмотря на благодарность, Шахта в первую очередь заботило свое собственное положение. Эмоции не мешали его вере в важность соблюдения норм золотого стандарта. Поэтому Шахт предъявил Банку Англии фунты стерлингов, приобретенные через операции стерилизации, для конвертации в золото.
Норман был не так полезен Банку Франции, когда он безуспешно боролся с долговым и валютным кризисами в 1923, 1925 и 1926 годах. Он считал, что Франция чинила особенные помехи в переговорах о репарациях. Также не следует забывать тот факт, что Банк Англии и Банк Франции боролись за влияние в Центральной и Восточной Европе, чей финансовый бизнес они стремились привлечь в Лондон и Париж соответственно. Хотя Эмиль Моро – преемник Робино на посту президента Банка Франции с 1926 по 1930 год – отзывался о своем английском коллеге как о «приятном и очаровательном», Норман отклонял попытки Франции получить реальную помощь для финансовой стабилизации[65].
Теперь, когда капиталы потекли из Британии во Францию, обстоятельства переменились. Иностранные активы, приобретенные Банком Франции, были номинированы в фунтах стерлингов и выпущены в Лондоне. Опасаясь той же неопределенности, что и Рейхсбанк, Моро воспользовался первой же возможностью, чтобы их реализовать. Он знал, что его запрос, из-за изъятия золота из Банка Англии, вынудит Нормана поднять учетную ставку – ставку, по которой Банк Англии учитывал векселя банков. Но он не считал это неблагоприятным побочным эффектом. Если бы это привело к более жестким условиям в Лондоне, который был источником значительного потока краткосрочного капитала во Францию, тогда эта политика с французской точки зрения имела бы дополнительные преимущества. Если бы это создало трудности для Банка Англии, значит, так тому и быть.
Одним из источников капитала Британии был долг Франции со времен Первой мировой войны. Поэтому Норман предложил Уинстону Черчиллю, канцлеру казначейства, попросить ускорить выплату этого долга. Эта угроза, плохо завуалированная, заставила Моро договориться о компромиссе в июне 1927 года, согласно которому Банк Франции ограничил дальнейшую конвертацию фунтов стерлингов в золото суммой 30 млн фунтов. Агрессивная дипломатия Нормана решила, или, по крайней мере, отсрочила проблему. Но она не обещала перспектив дружеских монетарных отношений в будущем.
Стронг наблюдал за ходом этих франко-британских переговоров со своего «шестка» в Нью-Йорке. За исключением небольшого перерыва в конце 1926 года, проведенного в Билтморе (Северная Каролина), он, восстанавливаясь после пневмонии, поддерживал практически непрерывный контакт со своим другом Норманом через телеграммы и письма. Зная, что мнение руководителя американского центрального банка имело вес, Моро направил Стронгу свой собственный отчет
Moreau (1991), p. 225.