Это великое море. Йосеф Бар-Йосеф
Открываешь кран… Без разрешения? Чей он?
Пнина. Всего дома. Наверно… Я точно не знаю. Тут тебе не Иерусалим, тут Тель-Авив! Тут на каждом шагу водопроводные краны, сколько угодно воды – пожалуйста, открывай и пей!
Эстер. Любой, кто захочет?
Пнина. Любой, кто захочет, сколько захочет!
Эстер. Закрути, зачем же? Зря льется. Впустую…
Пнина (закручивает кран). Тут воды достаточно. Ноах объяснил мне: под нами – сплошная вода. Подпочвенные воды. Даже не приходится глубоко рыть. Песок, его легко копать. И все – пожалуйста вам колодец. Этой водой поливают апельсиновые плантации. Как будто там внизу море, совсем как настоящее, только вода в нем пресная. Хорошо, правда? Если кто-нибудь идет по улице и вдруг захочет пить, можно зайти в любой двор и напиться. (Прибавляет как будто по секрету.) И по-маленькому во дворе делают. Женщины тоже, даже девушки, я видела.
Эстер. Перестань! Что ты такое говоришь? Можно правда подумать: а ганце ребецн!
Пнина (усмехается). А почему, собственно, в Тель-Авиве?
Эстер. Что?..
Пнина. Ты и он – ты и Эфраим, встречаетесь…
Эстер. Что значит – почему? Он так предложил. Он хочет, чтобы ты тоже слышала. Ты – моя родня.
Пнина. И не просто в Тель-Авиве, он еще хотел, чтобы не в доме.
Эстер. Ну и что? В Тель-Авиве не обязательно встречаться в доме, так он сказал. Ты сама говорила…
Пнина. Скажи мне: а ты?..
Эстер. Нечего говорить! Мне все равно.
Пнина. Ты еще не знаешь, о чем я, а уже: «Мне все равно!» А он? Он ничего не сказал? Не подал какого-нибудь знака?
Эстер. Знака? Не знаю. Что ты от меня хочешь? Какие такие знаки он должен подавать? А если он просто посмотрит на меня… Если у него голос вдруг сделается такой… Он сват, и все. Он ко мне приходил от имени рава – тотчас как рав овдовел.
Пнина. А он? Когда он овдовел?
Эстер. Откуда мне знать? Это не мое дело. Два года уже. Четверо детей, двое совсем крошечные. Чистенько одеты, но все равно – некому как следует приглядеть. Малышка все время простужена…
Пнина усмехается.
Что тебе смешно?
Пнина. Ты вся покраснела. Ты хочешь за него.
Эстер. Зачем мне хотеть? Когда я чего-нибудь хочу, я все порчу. Я вот хотела, чтоб Шмельке остался, чтобы не уезжал в Америку – на это свое канторство, через суд его задержала, а что вышло? Вышло, что он потребовал развода. Это сватовство, рав этот – это мне наказание. Правильно, это то, что я заслужила: наказание, а не премию. (Плачет.) А он, Эфраим, он все время шутит, смешит, радует сердце, так вдруг хорошо с ним становится. Еще и с детьми… Будут дети, будет мне за кем глядеть, каждый день будет радость, день и ночь радость…
Пнина. Ты хочешь его, и он хочет тебя.
Эстер. С чего это вдруг он захочет меня? Он такой молодой, многие пожелают – выйти за него. Он сюда едет, чтобы сосватать меня за рава. Он ни о чем другом и говорить не станет. Испугается, что все начнут болтать – знаешь Иерусалим? – это же