Карантин. COVID-19 – вирус, который потряс мир. Адам Туз
известная только науке. Это был риск, который оставался абстрактным и нематериальным, пока человек не заболевал. Самые невезучие медленно умирали из-за того, что в легких у них накапливалась жидкость.
В ответ на ситуацию, в которой вам угрожает такая опасность, можно просто ее отрицать. Такой подход может сработать. Было бы наивным ожидать иной реакции. Многие распространенные заболевания и социальные недуги, включая и те, которые приводят к крупным людским потерям, мы подчас просто игнорируем и считаем их чем-то естественным – просто «фактами жизни». Что же касается наиболее серьезных природных рисков, в частности климатических изменений, то вполне можно утверждать, что обычной моделью поведения является широкомасштабное отрицание и сознательное неприятие фактов[41]. Даже такие чрезвычайные медицинские ситуации, как пандемии, при которых речь идет о жизни и смерти людей, могут по-разному интерпретироваться политиками и властями. Столкнувшись с коронавирусом, некоторые из них наверняка предпочли бы выбрать стратегию отрицания. В этой стратегии есть элемент азартной игры, и она несет риск внезапной скандальной политизации. При сложившихся обстоятельствах вновь и вновь оценивались все за и против. Те, кто выступал с лозунгом «Ничего страшного, мы справимся», позиционировали себя защитниками здравого смысла и реализма, однако в итоге им пришлось убедиться, что их хладнокровие было гораздо более убедительным в теории, чем на практике.
Мужественно встретить пандемию – именно к этому стремилась бóльшая часть населения земного шара. Однако, как писал Бек, проблема состоит в том, что вступить в противоборство с современными макрорисками легче на словах, чем на деле[42]. Мы должны прийти к общему пониманию того, чтó это за риски. Это неизбежно вовлекает в наше обсуждение ученых, а у тех, кто не связан с наукой, порождает ощущение неопределенности научных выводов[43]. Кроме того, для этого требуется полученное путем саморефлексии критическое осознание нашего поведения и общественного устройства, в рамках которого мы находимся. Поэтому мы должны быть готовы отстоять выбор тех или иных политических решений – решений, связанных с распределением ресурсов и расстановкой приоритетов на всех уровнях. Однако это противоречит тому, что мы так настойчиво старались не делать в течение последних 40 лет, противоречит нашему стремлению к деполитизации и желанию так использовать рынки или законодательную систему, чтобы не принимать подобных решений[44]. Это главный импульс, который лежит в основе явления, получившего название «неолиберализм», или «рыночная революция». И этот импульс состоит в том, чтобы деполитизировать вопросы, связанные с распределением. При этом надо учитывать и неравноценные последствия общественных рисков, независимо от того, чем они обусловлены: структурными изменениями в мировом разделении труда, нанесением вреда окружающей среде или заболеванием
Об агнотоцене см. «агнотология»: C. Bonneuil and J. B. Fernbach,
A. Tooze, “The Sociologist Who Could Save Us from Coronavirus,”
L. Lenel, “Geschichte ohne Libretto,” H Soz-Kult, May 12, 2020. L. Lenel, “Public and Scientifc Uncertainty in the Time of COVID 19,”
A. Roberts,