Комдив. Валерий Ковалев
кашу, бурча: «Следующий», а помощник доставал из рогожного мешка и совал каждому по ломтю черняшки[32]. Устроившись кто где и достав ложки, быстро похлебали (добавки не было), задымили цигарками.
– Молчат, гады, – кивнул Рогов в сторону, откуда ожидались белые, – не нравится мне все это.
– Эт-то да, – откликнулся Янсонс, перематывая портянки, – когда стреляют, спокойнее.
– От шашки? – спросил Ковалев у сидящего напротив старшего из матросов с багровым шрамом через лоб и маузером на коленях, по фамилии Воронин.
– Ага, – чуть помолчал тот. – Полоснул казак на Дону, когда бились с Корниловым. Нас тогда было раз в пять больше, – взглянул на своих. – Это все, что остались. Прошли, как говорят, Крым, рым и медные трубы.
– А что там комиссар распинался про расстрелы? – затянулся дымом Рогов. – Не заливает?
– Нет, – сказал Воронин. – Так все и было. Сначала перед строем поставили тех, кого назвал, а потом отсчитали каждого десятого бойца, вывели, зачитали приказ и шлепнули.
– Это называется децимация, – сказал курсант Жариков, раньше учившийся в университете. – Применялась еще в Древней Греции и Риме. Некий консул Луций Апроний как-то казнил по жребию целую когорту из состава легиона, отступившего из боя.
– Негоже так, – сказал один из рабочих. – Без суда и следствия.
– А ты Троцкого видал? – снова спросил у матроса Рогов. – Какой он из себя? Видный?
– Я бы не сказал. Невысокого росточка, чернявый и по виду еврейского сословия.
– Эх, щас бы соснуть минут шестьсот, – широко зевнул молодой рабочий.
Но не пришлось. Далеко впереди глухо ударила артиллерия, в воздухе послышался свист, на поле перед окопами вспухли дымные разрывы, противно завоняло толом.
– По местам! – вскочили командиры, бойцы задробили к траншее, батарейцы к своим пушкам. Попрыгав вниз, красноармейцы разбежались по сторонам, рыжий бруствер ощетинился винтовками.
За первой серией принеслась вторая, грохнув позади. Кто-то хрипло закричал: «Берут в вилку, братва! Прячься!»
Очередной снаряд попала в кухню (вверх полетели кровавые ошметки с колесами), несколько снарядов разворотили бруствер, двоих убило. Начавшаяся по всей линии обороны канонада вскоре умолкла, наступило минутное затишье, потом вдали что-то заклубилось, всплескивая искрами, показалась конница. Сначала она шла плотной массой, а затем развернулась в лаву[33].
– …а-а-а! – накатывался многоголосый крик.
Ударила артиллерия красных – поле впереди вспучили разрывы, по траншее прокатилась команда «Приготовиться к отражению атаки! Без команды не стрелять!». Заклацали винтовочные затворы, расчеты приникли к пулеметам.
Когда до окопов оставалась метров восемьсот, последовала вторая команда «Огонь!», навстречу ударили залпы, длинно застрочили пулеметы.
Накатывавшая и вопящая, с вытянутыми вперед шашками масса стала редеть, всадники вылетали из седел или рушились вместе с конями, атака захлебнулась.
Остатки,
Черняшка – черный хлеб (жарг.)
Лава – в данном случае боевое построение конницы.