Добролёт. Валерий Хайрюзов
но в том возрасте, в котором пребывала Любка, о собственной цене в глазах окружающих она не задумывалась, как зачастую люди не задумываются, чем они дышат и что пьют. А то, что ей довелось жить в большой семье, Любка, наверное, и не брала в голову, жили, как Бог дал, и это уже хорошо, могло быть и хуже, когда у человека большие запросы, то и разочарование всегда рядом, Что поделаешь, кому-то пышки, а кому-то шишки.
Позже я не раз ловил себя на мысли, что соседская ребятня была твёрдо уверена, что всеми проходящими поездами командует их отец, Яков Иванович Ямщиков, единственный, кому даже в магазине, куда он заходил в своей оранжевой жилетке, без очереди, и даже под запись, продавали водку – ходить и проверять состояние железнодорожных путей мог далеко не каждый.
– Тут нужон не только острый глаз, но и чуйка, – с гордостью говорила тётка Устинья, когда заходил разговор об её муже. – Намедни в Тулуне вагоны сошли с рельсов. И всё из-за какого-то путевого недотёпы!
Она побаивалась, когда Яков Иванович приходил домой пьяным, молча переносила его ругань, хорошо усвоив, что гроза к вечеру не бывает долгой, сейчас появится Любка, примет удар на себя – и всё пойдёт как прежде.
Дед Михаил тоже хвалил Любку и говорил, что она настоящая звёздочка и что с неё будет толк. А вот её младших братьев дед недолюбливал:
– Да им за раз на стол артельный чугунок картошки надо ставить. Нет бы своё, а всё норовят к другим залезть. Сколько раз я дыру в заборе заколачивал! Всё равно лезут, как собаки. Недавно опять дыру под забором прорыли. А поймаешь, рёв на всю станцию, мол, зря обижаю многодетную семью.
– В самую точку! – поддакивал Генка. – Им законы не писаны. Что с них возьмёшь? Саранча! Лазят, и не только к нам. Уголовный кодекс по ним плачет.
Кое-что про Уголовный кодекс я уже слышал, вот только почему он плачет, мне было непонятно. Например, говорят: «Денежки плакали», бывает, люди плачут, и мне приходилось не один раз не то чтобы плакать – реветь! Но чтоб плакала казённая бумага, я услышал впервые!
– Вот поймаю, оторву им головы! – грозился Дрокин, по которому после таких слов уж точно заплакал бы этот самый кодекс. Но дальше угроз дело не шло, у Генки было плохое зрение, а Ямщиковы это хорошо знали. Известно, что у вора сто дорог, а у того, кто его ловит, одна.
Вот так, день за днём, за соседским забором текла своя самобытная жизнь, и наблюдать за нею было всё равно что смотреть в свою, и, размышляя над увиденным, прийти к простому выводу, что соседей, как и своих родителей, не выбирают. Каждая семья живёт по своему, неизвестно кем назначенному порядку.
С ямщиковской братвой я познакомился на огороде. Как-то после обеда я сидел на крыльце и читал книгу Михаила Наумова про брянских партизан «Хинельские походы». И тут краем глаза в конце огорода за кустами крыжовника я уловил мелькнувшую тень. Начитавшись про партизан, для себя я отметил три правила, чтобы победить противника: надо не светиться, не шуметь и мгновенно замереть, когда вражеский глаз направлен в твою сторону. Как утверждали бывалые разведчики, больше всего человека