Добролёт. Валерий Хайрюзов
не стой». У нас в деревне поверий и примет много было – с раскрасневшимся лицом рассказывала Устинья. – Еслиф заходишь в новый, только построенный дом, кошку вперёд. Иль ласточка меж вымя пролетела, корова кровью доиться будет. Надо досточку с сучком найти и подоить через дырку от сучка. Крови в молоке не будет.
– Устинья! Где тебя черти носят? – донёсся голос Якова Ивановича. Как только кот из дома, так мыши в пляс.
– Во, лёгок на помине, – засмеялась Устинья. – Ничё, дома Любка, она знает чё ему подасть. Мы, Матрена Даниловна, с Алёшкой, с первым моим, хорошо жили. Он в войну разведчиком был и у нас в деревне всегда стоял за правду. Еслиф кто задерётся, он идёт разнимать. Как-то наши разадрались с приезжими – плотагонами. Начали кулаками махать. Он двух на землю положил, и тутока его ткнули ножом сзади. На войне не убили, а здесь – така беда! Я знаю, кто это сделал. А он отперся, его потом куда-то спрятали. Драка та из-за меня пошла, так все считали. Хвостом вроде бы я вертела. А где и перед ком вертеть, Любка у меня вскорости родилась. Мне сказали теперича – житья тебе не будет. Меня чуть ли не ведьмой считать начали. Молода была, ума не было. Какому улыбнешься, а не подумашь, что он посчитал, я ему вроде бы даю знать, что понравился. Вот и пошло гулять, что я мужикам головы кручу и соль рассыпаю, углы крещу, воск выливаю, гадаю на сожженной бумаге. Ведьма! Чё придумали, мне всех жалко! Не трогайте меня. Чё делать – не знаю. Письмо от подруги пришло. Из Куйтуна. Приезжай, грит, посмотришь. Место тебе найдем. Завернула я Любку в одеяло, добралась до Братска, села в поезд и приехала в Куйтун. И здеся, надо же так, прямо из вагона попала на глаза путевому обходчику. Тогда-то Яша не ругался, да и счас только выпимши. Но мы ладим. Кому како дело до нас, у каждного своя жись. – Устинья смахнула набежавшую слезу с гладкой щеки: – Давай, баба Мотя, напоследок споём твою песню, уж больно она мне приглянулась. И, подняв рюмку, притопывая ногой, запела:
Старец Амвросий,
Мы тебя спросим:
Как нам дальше жить,
Как детей растить?
Бабушка тут же подтянула:
Старец Амвросий
Отвечал на вопросы:
Жить не тужить,
Никого не осуждать,
Никому не досаждать.
И всем моё почтение…
– Дружочек! Там за шкафом, в ящике, швейная машина. Подсоби Устинье, она тяжелая, – закончив песню, попросила меня баба Мотя. – Мне её после окончания училища как лучшей ученице подарили. До сих пор шьёт, даже кожу. Только её смазывать надо.
Машинка была в деревянном футляре, желая показать, что для меня поднять её – сущие пустяки, я схватил футляр за ручку, машинка оказалась увесистой, но, не показывая виду, что мне тяжело, потащил её к двери. И на крыльце лицом к лицу столкнулся с Любкой.
– Мамка у вас? – спросила она. – Папка ругается.
– Да они там поют и вспоминают, какими они были в молодости.
– Он ей сейчас покажет! – усмехнувшись, сказала Любка. Сказала жестко, и мне даже показалось, с какой-то безнадежностью в голосе, точно зная наперед всё, что произойдет с ней и со всей ямщиковской оравой, для которой она стала второй матерью.
И