Глаза и уши режима. Государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928. В. С. Измозик
лиц, сеющих недовольство в массах на почве различных недостатков, что давало возможность своевременно принять меры к предотвращению волнения массы» и «в настоящее время особенно острых недостатков в Информационной части не ощущается»327. Таким образом, можно утверждать, что само количество осведомителей еще не гарантировало своевременности и точности информации о реальном настроении широких масс, в том числе в армии и флоте.
В заключение отметим, что именно органы ВЧК в ходе Гражданской войны оказались наиболее приспособлены для ведения политического контроля над населением. С 1918 года они стали обзаводиться кадрами внутренней и внешней агентуры: осведомителями и разведчиками. Начался процесс формирования структур новой тайной полиции в самых разнообразных сферах экономической и политической жизни. Наблюдение велось за всеми группами населения, но наибольшее внимание в эти годы уделялось «бывшим»: представителям имущих классов и слоев дореволюционной России (помещикам, дворянам, купцам, предпринимателям, духовенству, интеллигенции и т. п.), а также разнообразным политическим течениям, партиям и группам самого широкого идеологического спектра (от анархистов до монархистов).
В обстановке Гражданской войны особую важность, что вполне понятно, приобрел контроль над армией. Для этой цели были сформированы Особые отделы ВЧК. В августе 1920 года в ведение ВЧК перешла перлюстрация. Материалы политического контроля поступали в вышестоящие органы в виде регулярных (ежедневных и еженедельных) сводок. Они обязательно направлялись руководству страны. Именно органы ВЧК в наибольшей степени соединяли политический контроль с политическим сыском. Вместе с тем старые моральные нормы, хотя и были отодвинуты, еще существовали в сознании значительной части коммунистов, особенно вступивших в партию до революции. Отсюда та критика ВЧК, которая звучала не только в партийной среде, но и прорывалась на страницы официальной советско-партийной печати. Может быть, эти люди в глубине души были согласны с теми, кто в начале 1918 года говорил, что если руководствоваться принципом С. Г. Нечаева «для торжества революции все средства хороши», то «после введения смертной казни и уничтожения свободы снова придется завести и своих жандармов, и своих „провокаторов“»328. Поэтому они успокаивали и себя, и других тем, что ВЧК с ее методами – временная необходимость. Эту иллюзию поддерживали и руководители ВЧК, возможно и сами в это верившие. Все тот же М. Я. Лацис объяснял в этой связи: «ВЧК, как орган чрезвычайный и временный, не входит в нашу конституционную систему»329.
Все это не мешало «временному органу» стремительно наращивать свою численность. Если до образования местных ЧК в марте 1918 года весь аппарат насчитывал 219 человек, то к началу 1921‑го он вырос в сотни раз. М. Я. Лацис, уверявший, что «наши Чрезвычайные комиссии насчитывают со всеми канцеляристами до 31 тыс. человек сотрудников», приуменьшал численность примерно вдвое. По сведениям сотрудника ЦК РКП(б), обследовавшего ВЧК летом
Кронштадт. 1921 г. С. 30–32.