«Человек, первым открывший Бродского Западу». Беседы с Джорджем Клайном. Синтия Л. Хэвен
бы слабовато. Мы были тронуты – не только эмоционально, но и физически» 44.
Глава 3. Неужели КГБ оберегал русскую поэзию?
За тобой следят, твои разговоры прослушивают через «жучки», твои рукописи можно вывезти за границу только контрабандой – в таких вот условиях жил в Ленинграде Иосиф Бродский. В эру холодной войны наши представления о КГБ в Восточном блоке были навеяны, естественно, всякими фантазиями – фильмами о Джеймсе Бонде, телесериалом «Миссия невыполнима» и иже с ними. Между тем, когда сотрудники КГБ допрашивали вас, Джордж, у этого была не только зловещая, но и комичная сторона, а расчетливая игра, похоже, соседствовала с некомпетентностью.
Я недавно задумался о некоторых странных аспектах моих столкновений с КГБ. Нам следует исследовать этот вопрос поглубже, ведь два важных столкновения были связаны с Иосифом.
Что эти люди могли сделать вам – гражданину США? Разве что выдворить вас из СССР и никогда больше не давать вам визу?
Да, все это определенно было в их силах. Но они могли сделать и что-то гораздо более серьезное. Вот что случилось несколькими годами раньше, в 1963 году, – Фред Баргхорн, йельский профессор, специалист по советской политике, был арестован по грубо сфабрикованным обвинениям и провел в общей сложности шестнадцать дней в печально известной тюрьме на Лубянке, почти все время в одиночной камере. Когда Баргхорн шел по улице в Москве, к нему подскочил незнакомый мужчина и сунул ему в руки какие-то бумаги, свернутые в трубочку. Баргхорна немедля заковали в наручники и увели, чтобы обвинить в шпионаже на том основании, что «он имел при себе секретные советские документы». Об этом инциденте я помнил с болезненной ясностью, так как Эллен Мицкевич, бывшая аспирантка Баргхорна, – она неутомимо боролась за его освобождение – была моей приятельницей. Советские тюремщики с тяжеловесной иронией подогрели душевные муки Баргхорна, предложив ему скоротать время за чтением «Американской трагедии» Драйзера в русском переводе45.
Когда КГБ заинтересовался вами? В 1968 году?
Это началось намного раньше, задолго до того, как я познакомился с Бродским, хотя в итоге некоторые из моих предшествующих столкновений с КГБ переплелись и с его биографией. В 1956 году, когда я впервые побывал в России, за мной, насколько мне известно, не следили, но в следующей поездке, в 1957‑м – наверняка следили, и во всех последующих поездках – тоже, и в 1968‑м. Словом, за тринадцать лет я совершил шесть поездок – и в пяти за мной следили. Не забывайте, осенью 1956 года советские войска жестоко подавили Венгерское восстание46. На следующий год культурно-интеллектуальная атмосфера в Ленинграде, Москве и Киеве сильно изменилась к худшему. Свободы определенно поубавилось, контроль над мыслями и высказыванием мнений усилился, а русские, с которыми я общался в 1957 году, нервничали сильнее, чем в 1956‑м.
В 1960 году я совершил самую долгую в своей жизни поездку в СССР – на целых шесть недель. Моим друзьям –
Президент Джон Кеннеди на последней в своей жизни пресс-конференции осудил эти действия советских властей, назвав их «необоснованными» и заявив, что налицо «очень серьезная проблема». В конце концов профессора выслали из СССР, а он сказал, что его арест был «необъяснимым и загадочным». Из-за этого инцидента власти США отменили переговоры о культурном обмене. См.:
23 октября 1956 года тысячи венгров вышли на улицы, требуя демократических реформ и свободы от советского гнета. 4 ноября советские танки вошли в страну и подавили восстание за неделю. По некоторым оценкам, приблизительно 2500 венгров погибли, еще 200 000–250 000 бежали за границу. Восстание стало первой существенной угрозой для могущества СССР, а его подавление ужаснуло Запад.