Стезя Ерсака. Охота на чудовище. Елизавета Башмак
тебя зовут?
Девочка вытянула ноги и легла на прогнившие доски.
– Шу.
– А раньше как тебя звали?
Шу задумалась, но не смогла ничего припомнить. Кажется, ее никак и не звали.
– Верно, у тебя даже не было имени. А имя это все, все что есть в человеке, идет от его имени. Тебе оно очень идет, правда? Ведь твое полное имя Шу Эвель Ием, значит очень много, и несет в себе много тайн и силы.
– Может быть, – девочка отвернулась от старика. – Но меня все равно зовут просто Шу. Просто звук, и все. Шорох, и не больше. Так что не так уж много.
Старик улыбнулся, кажется даже неслышно усмехнулся, но этого было достаточно, чтобы девочка обратила внимания.
– Чего смеешь, дядь, что смешного?
– Ты ведь сама для себя так решила, что ты просто звук. Никто не решает это, кроме тебя, кто бы как тебя не назвал, только ты определяешь, какое из имен тебе носить. И только подходящее имя определяет, будет ли оно давать тебе силу.
Шу нахмурилась и снова отвернулась от старика. Она не поняла его, да и дела ей до этого не было. Все равно в стенах монастыря она будет всего лишь Шу и не больше.
…
– Хорошая история, – сказала Рыжая и перевернулась обратно. Она действительно задумалась над этим, откуда пошла привычка давать всем здешним прозвища, и почему никто никогда не пользовался именами. Может из-за воспоминаний о том, как их притащили сюда, практически их же кровью записали в ряды училища на пожизненно и теперь их имена красуются в перечне каждого года обучениях пока не будут вычеркнуты после смерти.
Если так размышлять, то фактически, их имена им теперь и не принадлежали, они были подвластны лишь училищу, и каждый раз, когда преподавательский состав называл кого-то по имени, тот непременно вздрагивал и чувствовал себя максимально паршиво.
Бес поворочался около двери, история ему не понравилась, потому что отчасти он тоже понимал, что так оно и есть, а главное, видел заинтересованность Агнеши, и это злило его, хотя он и сам не мог понять почему.
Рыжая бы хотела после ночи найти этого человека и поговорить с ним, но было не принято, говорить о чем-то после дурманящей ночи, да и вообще вспоминать о ней. Да и вряд ли она бы вспомнила его черты лица, потому что добрая доля алкоголя с травами сильно била в голову, заставляя увиденное мутнеть и стираться из памяти.
Светоч лежал подле ее ног, его уши едва различимо посверкивали в темноте, озаряя комнату таинственным свечением и дополняя обстановку. Ещё в нескольких местах такие же потомки чуди лежали в комнате, будто наполняя ее мерцанием светлячков. Обычно он ничего не рассказывал, истории чуди не были по душе всем, потому что жили они гораздо дольше, да и память лучше, а слушать правду хотелось не многим. Хотя Светоч был по сути таким же подростком, до попадания сюда он успел увидеть гораздо больше, и много страшных вещей все еще будоражило его память, поэтому он молчал, чтобы не спугнуть атмосферу