Три башенки и бездонная пропасть. Юлия Шолох
платья, мрачные и тёмные, которые застёгивались под самую шею, а старые убрать с глаз долой. Она приказала мне гладко зачёсывать волосы и не вздумать завивать легкомысленные локоны. Она повторяла, что ходить я должна тихо, как мышка, и говорить шёпотом. Я начинала бояться, что при таком образе жизни вскоре начну чахнуть, как Мариус. Надежда на будущее в этом доме имела свойство испаряться прямо на глазах.
Единственный, кто чувствовал себя в новом месте проживания вольготно – Тифей. Жил он в моей комнате, но питаться ходил на кухню и с пустым брюхом никогда не возвращался.
Мне было двадцать лет. Я жила из жалости у виконтессы, которой была чужда человеческая и семейная теплота, из близких у меня остался только старик да вечно дремлющий кот, своих средств к существованию нет и не предвидится, впереди пустота. Женщины благородных кровей в нашем мире не могут работать, это неприлично. Никто не будет иметь с ними дела. Если у них нет своего дохода, они или живут на милости родственников, или выходят замуж. Оба варианта казались мне адом. Кто выдержит подобное существование и не сойдёт с ума?
Однажды надежда всё же меня покинула. Просто утром я встала и поняла, что не жду моментов, ради которых стоило просыпаться. Ни сегодня, ни завтра, ни через десять лет.
Что делать дальше? Я всегда была человеком, смотрящим вперёд с оптимизмом, но сейчас свет уходил из меня, как и вес. Я хирела, засыхала, как цветок без воды и солнца, и не видела впереди ничего хорошего. А ведь за окном весна, время, когда природа возрождается и стремится напитаться соками, стремится цвести и наслаждаться тёплым временем года.
В мою душу возвращалась лютая зима.
Однажды, незадолго до ужина, который мне чаще всего приносили в комнату, в дверь постучался Петер, самый младший слуга. Он был мне приятен, так как много улыбался – его пока не приучили исполнять роль мебели.
Петер дрожал, вернее, его просто трясло от страха:
– Скорее, леди Ильза. Ваш слуга помирает! – Отчаянно крикнул он.
Я вскочила, за секунду пережив в памяти все дни болезни и смерти тётушки. Так скоро? Я потеряю последнего для себя близкого человека так скоро?
Я спешила, почти падала, пока, забыв все рекомендации виконтессы о достойном способе передвижения с черепашьей скоростью, бегом поднималась на чердак, где жили слуги. У коморки Мариуса стояли несколько горничных, схлынувших при виде меня в разные стороны. Они были подавлены и сильно нервничали, это испугало меня ещё больше.
– Мариус!
Он лежал на узкой кровати, голова запрокинута на высокой подушке – и хрипел. Его рука слабо вцепилась в грудь, в туго застёгнутый жилет.
– Мариус, пожалуйста, пожалуйста, не умирай. Что мне сделать? Как тебе помочь? Врач! У вас есть врач?
Я повернулась к экономке, которая появилась и, в отличие от других слуг, не стала заглядывать в раскрытую дверь из коридора, а вошла. Вид у неё был такой, будто ничего особенного не происходит.
– Есть.