По следу зверя. Валерий Бродовский
На, держи! Тут немецкая сгущенка для раненых. Будь осторожен! – предупредила она. – В мешок вшита записка для вашего командира.
– Не впервой, – процедил сквозь зубы молодой партизан.
Пора было расставаться. Потоптавшись на месте, Лида нерешительно поинтересовалась:
– Все хотела спросить тебя: какой он, Федор Иванович? В городе о нем легенды складывают. Женщины сказывают: молодой, красивый!
Коле с трудом удалось скрыть свое разочарование. Острой иглой вонзилась в сердце ревность. «Ишь ты, командира ей подавай!»
– Ага, красивый! – только и оставалось ему согласиться. – На белом коне по облакам скачет! Увидишь – влюбишься! В него даже старушки влюбляются.
– Вот дурак! Ладно, иди! Мне возвращаться пора, – смутилась Лида.
На опушке леса его поджидали.
– Ну што, встречался со своей синеглазкой? – вырос неожиданно перед ним дед Захар.
От неожиданности Сверчок резко отпрянул в сторону. В следующую секунду в его руке блеснул короткоствольный наган. С таким малозаметным оружием ходить в город было сподручнее. Старик одобряюще похлопал ученика по плечу:
– Добре, молодца!
– Чё добре, деда?! А ну как пристрелил бы тебя… – дрогнувшим голосом проворчал юноша.
– Це вряд ли. Я ишо не так погано двигаюсь, як ты розумиешь. – Задрав широченный рукав рубахи, поверх которой зимой и летом носил потертую от старости цигейковую безрукавку, Захар Петрович продемонстрировал пятизарядный обрез. – Шмальнуть да враз застелиться на траву ишо сумею, не сумневайся. Ну, так як там твоя востроглазая поживае? – напомнил он.
– Нормально, наверное, я не спрашивал. Только не моя она! – воскликнул с тоской юноша. Спрятав револьвер обратно за пояс, он показал на котомку за спиной. – Вот, сгущенка раненым…
Обмениваясь короткими фразами, словно перекидываясь картами, Захар Петрович не забывал поводить глазами по сторонам: не привел ли молодец хвост за собой.
– А я гляжу: идешь, мурлычешь себе под нос. Ну, думаю, ранила девка парнишку в самое беззащитное место, в сердце.
– Еще чего. Не то время. Война идет.
– И што? – Кучерявившиеся брови деда Захара приподнялись. – Война, хм! Эка невидаль. Война – дело проходящее, а любовь вечна. Так и в Библии сказано. Правда, зараз и не вспомню, у каком месте, но то и неважно.
– Не знаю, не читал.
– Ну, давай, откройся по дружбе! Так, мол, и так, Захар Петрович, влюбился, дескать, и вся недолга. Дай людям порадоваться чужому счастью…
– Да не влюбился я!
– Ну и дурак! Мал, значит, ишо. А может, не доверяешь мне свой душевный секрет? – Старик опустил глаза, делая вид, что удручен таким обстоятельством. – Что ж, бывает. Я-то к тебе со всей своей откровенностью, а ты вона как ко мне? Не доверяешь.
«Что за день сегодня? Второй раз за час дураком называют!» – нахмурился Сверчок, но заметив, как старик неумело изображал обидчивость, невольно засмеялся:
– Ладно, есть немного! Только давай сменим тему.
– Што,