Письма стареющего селадона. Гай Астар
перед зеркалом» Веласкеса, «Обнаженную маху» Гойи, уже попадались кустарно сделанные игральные карты из фотографий голых женщин, но везде промежность скрывалась, и что там и как выглядит, оставалось тайною тайн.
Я всегда ухитрялся хоть разок, да глянуть в дверную щёлку, запомнить образ «пизды», испытать непонятные, необъяснимые, тревожно-манящие, зовущие куда-то ощущения. И в одну из таких попыток я застал сестру в таком положении: она сидела на табуретке, левая нога опиралась на бортик ванны, и вся промежность была открыта взору! Я увидел вместо привычного треугольника черные заросли, густо покрывавшие всё между бёдер. Это было открытие, новое знание для меня! «Вот она какая! Какая мохнатая, тёмная…» Этот образ у меня до сих пор в памяти.
Я подсматривал за сёстрами всё время, когда это получалось. Помню, что всегда, меня охватывало волнительное сердцебиение. Иногда я бывал разоблачён с гневными окриками, но чаще всё проходило успешно. Со временем дверь ванной стали запирать, но я высверлил незаметную дырочку на уровне таза, заглядывал в ограниченное пространство в ожидании, что в поле зрения попадётся «приманка людей». Помнишь, у Пушкина:
«Корсетом прикрыта
Вся прелесть грудей,
Под фартуком скрыта
Приманка людей».
Однажды, видимо, почувствовав, что я подсматриваю, сестра вышла из ванной (мы были дома одни) и говорит мне: «Не надо подсматривать. Хочешь, я покажу, но, чтобы больше не подсматривал?»
Я всю жизнь думаю, вспоминая этот эпизод, что могло быть потом, если бы я сказал: да! Но я сказал: нет (какая жалость!), и всё осталось как прежде.
За младшей сестрой, мне редко удавалось подсматривать. Она разоблачала мою конспирацию ещё в зародыше.
Совсем другое, противоположное, но тоже очень яркое впечатление подросткового периода. Как-то в подъезде меня перехватили друзья, соседские ребята, и затащили в однокомнатную квартиру братьев-крепышей нашего околотка. Гарик был моим сверстником, а Гагик старше на два года, он был могучим, хоть и ниже нас ростом, мог поднять любого как гирю, ухватившись за ремень, на вытянутую руку.
Родителей не было дома, нас набралось ребят шесть с разницей в возрасте год-два, все из нашего и соседнего подъезда.
– Покажи-ка хуй, посмотрим. – Ребята сами были с раскрытыми гульфиками и торчащими колами. Я обратил внимание, что все мы разные, у кого-то тонкий изогнутый кверху, у кого-то прямо торчащий карандаш. Мы померились размерами, поразглядывали друг друга, я получил одобрение сверстников, мол, приличный пестик, чуть кривоватый, но толстый.
Я прошёл на кухню посмотреть на Гагика. Он был совсем без одежды, с мощным торсом, бицепсами, с огромной горизонтально торчащей дубиной, расхаживал по кухне, подрачивал слегка и приговаривал: «Позовите Сильву, отъебу! Позовите Стеллу, отъебу!» Он перечислял всех старших девчонок нашего двора и молодых тётушек, стягивал крайнюю плоть, обнажая головку не скажешь иначе как «охуенного хуя»! Я помню эту картину и сейчас. Это был Его Величество Фаллос! Гагик