Крещение. Иван Иванович Акулов
Ах ты, бог мой! Вы только поглядите, поглядите! Ну мастерицы.
При запахе костра и вареной картошки все почувствовали жестокий приступ голода и радость близкой обильной еды. Все были бодры и веселы и много беспричинно смеялись.
Пока мужчины разметывали по траве для просушки бредень да умывались, Муза Петровна и Ольга очистили рыбу и бросили ее в кипящее ведро; по поляне сразу потянуло свежей ухой, заправленной лавровым листом. Заварухин мелкой расческой распушил усы, вытянул из омута спущенные туда еще до ухода на рыбалку две бутылки водки.
– Холодненькие, – ласково поглаживая мокрое стекло, приговаривал Заварухин.
По первой налили под закуску, и Коровин, стоя на коленях перед скатертью, провозгласил тост:
– За нашу надежду и славу – русское оружие! – Это был его любимый тост.
– За русского бойца! – в тон Коровину прочувствованно и строго сказал Заварухин.
Все выпили. Начали закусывать. Мотористы, закусив, ушли на катер. Туда же следом Муза Петровна унесла им котелок ухи: бойцы в обществе командиров стеснялись.
– Каюсь перед вами, – весело шевеля усами, говорил Заварухин. – Каюсь: я не хотел сегодня ехать. Почему не хотел – и сам не знаю… А тут лес, река, рыбалка, уха. Муза, подай, пожалуйста, горчицу!
Муза Петровна подала мужу горчичницу – он задержал руку жены в своей руке и алыми сочными губами поцеловал ее пальцы.
Смеясь и краснея за свои ямочки на щеках, Муза Петровна вдруг шутливо скомандовала:
– Приготовить тарелки! Равнение – на уху!
– А у нас какая штука вышла в Молдавии, – объедая с хребта крупного окуня, рассказывал Коровин. – Собралось как-то все полковое начальство – и в орешник за орехами. И вот так же, как мы, закатились. Благодать. И суббота, и воскресенье. А днем в воскресенье тревога. Днем, обратите внимание! – Коровин бросил объеденный скелет окуня и, протягивая свою тарелку Музе Петровне, попросил: – Дорогая Муза Петровна, разбавьте, прошу вас, я тут перчику сыпанул. Спасибо. Ну вот, тревога. Дежурный по полку звонит командованию – никого: ни заместителя, ни комиссара, ни начштаба. А полку выступать. Приехал командир дивизии. Такие, растакие!.. Что было! Командиру полка задержали очередное звание. После Бессарабского похода все полки как-то отметили, а нас ни похвалили, ни похаяли.
Красный от еды и выпитого, Заварухин лежал на боку, играл распушенными кончиками усов и смеялся:
– А быть тебе, Василь Василич, большим штабистом. Умеешь влиять на командира. Умеешь. Расскажи ты мне эту историю вчера, я бы, ей-ей, не поехал на рыбалку.
– Или вот еще случай, товарищ подполковник, – весь подавшись к Заварухину, азартно продолжал Коровин, и белые прямые волосы у него будто даже немного приподнялись над плоским затылком.
– И вот так постоянно, – неизвестно кому сказала Ольга и начала собирать тарелки, чтобы отнести их Музе Петровне, мывшей посуду на песчаной косе. – И вот так постоянно: ни жен, ни гостей для них не существует. Выпьют – и ну о полках да тревогах…
А Заварухин