Семь бед и змеиный завет. Дарья Акулова
не понимает он.
Я насупиваюсь и запускаю в него маленький камешек, от которого он легко уклоняется, но возмущённо говорит:
– Да что вы, сговорились что ли бросаться в меня всем, что попадётся под руку?!
– Спи давай, – шикаю я, поднимаюсь и иду вслед за Арланом.
Он ушёл недалеко, сел на берегу небольшой речушки, у которой мы остановились, и смотрит, как в воде отражается убывающая луна.
– Прости Айдара, – говорю я и сажусь рядом.
– Хватит просить за него прощение. У Беркута есть язык.
– Который он не умеет держать за зубами, – хихикаю я, но Арлан остаётся всё так же серьёзен и не смотрит на меня.
Я прокашливаюсь.
– Я опять слишком много болтаю? – спрашиваю.
– Почему все вокруг так хотят со мной поговорить? Я уже пять лет один, и Бурыл был моим единственным собеседником.
У меня щемит сердце. Мы разные. Кто-то умирал от одиночества, а кто-то его жаждал.
– И тебе… не было грустно? – решаю всё же спросить я.
– Отчего же? Это были лучшие годы моей жизни. Я предоставлен сам себе, никто не указывает, что делать. Иди туда, куда хочешь, делай то, что хочешь.
Арлан замахивается, и в реку ныряет небольшой камушек. Он пропадает где-то на дне, не оставляя после себя даже ряби – течение уносит. Волк молчит.
– Я думала, мы сойдёмся на этом.
– На чём?
– На одиночестве. Но, видимо, я слишком наивна, полагая, что одиночество – зло.
Для Арлана в порядке вещей быть одному. Лучше и вправду не буду ему мешать наслаждаться своим уединением. Я собираюсь встать.
– Я полагал, что ты достаточно дружелюбна, чтобы иметь много друзей.
– Они боялись меня, – вздыхаю я. – И я стала невидимкой.
– Это из-за того, что к тебе не явился дурацкий дух?
Я вспыхиваю и толкаю его в плечо.
– Побойся Тенгри, Арлан! Это же Великие Духи Степей, мы все их подопечные!
– Подумаешь. Я бы никогда не перестал разговаривать с подругой детства только из-за того, что её не поцеловал в лоб какой-то дур… – я грозно смотрю на него. – Ладно, из-за того, что её не поцеловал в лоб Великий Дух Степей, – он нарочно изменил тембр голоса на более низкий и произнёс это как можно более вычурно и таинственно.
Это заставляет меня засмеяться. Арлан поворачивает голову ко мне и долго смотрит. От этого мне становится неловко, так что смех постепенно переходит в кашель, который затем замолкает.
– Прости, что докучала своей болтовнёй. Ты этого не любишь, я поняла. Я пойду. Смотри, не усни в карауле.
Снова накатывают воспоминания о годах моего одиночества. Я быстро встаю, отряхиваю штаны от глиняной пыли, разворачиваюсь по направлению от реки и удаляюсь, смахивая подступившие слёзы с ресниц и стараясь не всхлипывать – ещё не хватало расплакаться при этом чёрством баурсаке.
– Спокойной ночи, змейка, – говорит мне в спину Арлан.
Когда он уже перестанет меня так называть?!
Пальцы