Чокнутая будущая. Тата Алатова
звонить, требуя напитки.
Букет так и торчал в его подмышке, но отчего-то это не было смешно.
Это было, если хотите, устрашающе.
Как будто хищник вздумал прикинуться травоядным, но зубы у него уже нетерпеливо пощелкивали.
– Гольфы забыла, – перестав терзать интерком, небрежно заметил он.
– А? – пришла моя очередь удивляться.
– Милое платьице, цветы, кудряшки, конфетки. Еще бы гольфики – и образ Лолиты-переростка был бы более полным.
Лолита-переросток!
Стало так обидно, что на несколько минут я почти забыла о своем возрасте – полновесный тридцатник на носу.
Все дело в том, что я слишком чернявая. Блондинки выглядят легковеснее, им больше сходит с рук.
Будь мои кудряшки золотистыми, а глаза голубыми – ему бы и в голову не пришло рассуждать о всяких дурацких гольфах. Он бы просто любовался персиками моих губ и озерами моих глаз.
Что и говорить: вечно приходится делать лимонад из лимонов, и хоть бы раз получилось малиновое варенье, например.
– Теперь ты будешь надо мной глумиться, потому что я нахожусь в постыдном и унизительном положении попрошайки? – уныло уточнила, разглядывая бесполезные кружева моего подола.
Он хмыкнул и уселся на стол, небрежно бросив цветы на документы.
– Удивительно, но ты первая из Лехиных жен, кто заговорил о стыде. Прежние все больше напирали на то, сколько я ему должен.
– А ты должен? Я бы тоже напирала, но не знаю, о чем именно мы сейчас говорим.
В кабинет вошел грузный мужик в синем рабочем комбинезоне и грохнул на стол огромные кружки с кофе.
Некоторое время мы все завороженно смотрели, как раскачивается кипяток, гадая, выплеснется он наружу или обойдется.
Обошлось.
Мужик вздохнул с явным сожалением и так же молча вышел.
– Кто это? – спросила я ошарашенно. – Он же не копает могилы, в перерывах исполняя обязанности твоей секретарши?
Антон перегнулся через стол, открыл верхний ящик, достал оттуда наполовину съеденную шоколадку и протянул мне.
– Конфет нет, прости, – сказал с улыбкой. – А Мишка… он просто сотрудник, не думай слишком много.
Я вздохнула.
Вот зачем этот человек улыбается, когда прекрасно видно, что ему вовсе не хочется этого делать?
– Не думать я могу, – согласилась, – это гораздо приятнее, чем думать.
– Какое счастливое умение, – иронично заметил Антон.
Шоколад был пористым, горьким, безо всяких приятных добавок вроде орехов или хотя бы изюма.
Люди, которые покупают такой шоколад, вряд ли умеют по-настоящему радоваться жизни, я давно это заметила. Зато твердо стоят на ногах и точно знают, чего хотят.
И нет, я не гадаю по шоколадкам, хотя могла бы.
– Значит, Леха перестал рассказывать всем девицам подряд, что был мне вместо родителей, что всю свою юность потратил на такого сложного подростка, как я? – задумчиво спросил Антон. – Недоедал, недосыпал, но поставил младшего брата на ноги?
– Серьезно?
Это