Ода дельфину. Николай Иванович Голобоков
ветви. А, ствол могучий стоял и вот она культя…одна, вторая третья…
Так наши воины отсекали захватчикам всех времён и эпох руки, ноги, головы. Не лезь в чужие ворота. Так и Георгий Победоносец отрубил отсёк три головы злого змея, дышавшего до поры огнём зла.
Рот не раззевай, на чужой каравай.
А Рерих, великий мудрец и художник, писал.
Не замай.
Не тронь.
А тут. Что это? За что?! Зачем!
По другую сторону узкой дороги видна была крыша домика, забор и калитка. Заскрипела, еле сколоченая из гнилых, почерневших от времени досок…
Оно вышло неуверенным шагом, подошло к стволу, и стало пинать ногами ветки, срезы. Потопталось, двинулось к своей калитке…
Слушай. Ты, хер – рург!! Кто это сделал?
Только и смог выдавить из своих уст дед.
Беседа прошла быстро и, и всё было понятно.
Жива сказка, жива и баба яга и её приёмыш по духу.
Оно ходило и топтало зелёные листья, топтало и било своими копытами, срезы, мокрые от слёз уходящей жизни ещё живого дерева…
Дед пытался рассмотреть то место, где анатомически Боженька устраивает лицо.
Там, на том месте, была только злоба, ненависть, и страх. Бабуля – Ягуля рядом с ним сияла бы красотой, которая постыдилась бы, если он пришёл к ней свататься со свидетелями – кумовьями, один из них был краса гор – Змей Гаврилыч…
Они, дед и это существо среднего рода, стояли по стойке смирно, стояли близко, нос к носу, как обезьяна и лев перед смертельным прыжком, -последним, – жить или не жить.
Кому и как.
… Когда змей Горыныч готовился к смертельной схватке, он запускал – свою огненную машину – пламя из пасти…всё живое уносилось ветром гонимое, – куда глаза глядят.
Один только Георгий Победоносец, смелый и теперь в глазах человечества святая душа. Он не испугался и Его глаза, ясного сокола, рассмотрели, что не пламя у него, врага людей, а просто раздвоенный язык как жало и он им этим огненным языком, крутит, так быстро как игла швейной машинки, и, страх помогает, и видят, все в этом чуде пламя огнемётной пушки.
Спустя много лет Ангелы Хранители донесли до сознания людей земных эту страшную тайну.
Но в нашей беседе, почти дипломатов, не было огня и дымом не пахло.
Этот дальний родственник, унаследовал ржавчину красоты у своей бабушки – Ягули. Характер – скунса в опасности. А речь, манеру беседы дипломата, скопировал…у Змея Гаврилыча, дядя, родственник по крови.
И так беседа.
Не открывая пасти, ой не так, рот у него таки имелся. Он был, был на замке.
И, и, зашипело оно, засвистело яко Соловей разбойник. Огонь, правда, не полыхал, но свист был и, и даже по тональности и колориту аккордов оччень напоминал соловья разбойника. Он не страшил деда. Потом дух из него вышел и свист перешел на шёпот и скрип телеги, оно пыталось, что – то говорить. Из всей тирады пяти минутной, было только несколько слов напоминавших речь людскую, человеческую, маашина, меешшаала, спилилиии. Потом он весь съёжился, закукожился, из его, надутого остался