Зона бабочки. Алексей Корепанов
гаммы уступил место картине более яркой и насыщенной деталями. Теперь Гридин стоял на поросшем травой – зеленой травой – склоне, уходящем к неширокой реке с темной спокойной водой. Противоположный берег был пологим, и кое-где виднелись там приземистые кусты. Хотя стало еще светлее – при прежнем отсутствии солнца в налившемся густым янтарным цветом небе, – заречные дали не просматривались. Присутствовала там какая-то дымка, этакое сфумато[2]… Хотя, возможно, этот термин в данном случае не совсем подходил.
Гридин смотрел на реку – она казалась неподвижной. В глубине могли водиться какие-нибудь зубастые твари, но вариантов не было: мостов, лодок или плотов ни слева, ни справа не прослеживалось, и вряд ли воды расступятся перед ним, как Чермное море перед сынами Израилевыми, ведомыми Моисеем. Так что нужно было рисковать.
Герман переступил с ноги на ногу. Зубастые твари в голове почему-то сменились неясными фигурами Данте и Мильтона, они шептали о Стиксе, Флегетоне и прочих водных артериях Ада. К великим поэтам прошлого не преминул присоединиться сибирский шаман Николай – сухощавый мужчина лет сорока с лишним, в котором вроде не было ничего колдовского. И мухоморов он не ел, во всяком случае, при Гридине, а вот коньячку они разок-другой выпили, и не так уж мало. И даже не разок-другой, а побольше. Николай участвовал в подготовке Гридина к этой операции, и именно от него Герман узнал некоторые любопытные вещи.
Как говорил Николай, по горизонтальной оси шаманского бубна протекает река, соединяющая мир живых людей и их предков. И не случайно древние могильники устраивали на островах или окружали рвами – водные преграды отделяли загробный мир от мира обыденного…
Безусловно, ассоциативное мышление – штука хорошая и нужная, но порой лучше обойтись без него. Ну при чем тут Данте с Мильтоном и приглашенный руководством «Омеги» шаман Николай? Весьма широкого, между прочим, кругозора человек.
«Извините, ребята, – мысленно сказал Гридин. – Какие, на хер, ахероны, какие стиксы?»
Приминая подошвами хоть и зеленую, но все-таки невзрачную траву, он решительно спустился к реке и тронул воду носком ботинка.
Опа! Вода подалась в стороны, облегая ботинок, но не касаясь его, словно ступня Гридина была окружена неким, столь любимым фантастами, силовым полем. Герман осторожно двинул ногу вперед – и вода послушно попятилась, отозвавшись на это движение. Кажется, его тут действительно приняли за Моисея… Хотя, скорее всего, никакой воды просто не было.
«Не ведись на всякие заморочки, Гера, – говорил ему Скорпион. – Иначе и шагу не сможешь ступить».
Однако тот же Скорпион, он же в миру Станислав Карпухин, говорил и другое:
«Но присматриваться надо постоянно, и если что – назад, в сторону, кувырок, прыжок, обратные маятники, что угодно… В аут, на угловой… Только быстро!»
Даже еще не подняв голову от воды, Гридин понял, что поблизости появилось нечто новенькое. Это «новенькое» оказалось обычной
Sfumato (итал.) – затушеванный, буквально – исчезнувший как дым. Прием в живописи: смягчение очертаний изображаемых предметов, фигур (и светотеневой моделировки в целом), которое позволяет передать окутывающий их воздух.