Девичий паровозик. Григорий Жадько
он был так не похож на остальные. Он начался не с раннего утра, а задолго до того как наступил.
Я купил билеты в кино, товарищ позвал нас на днюху, диктор твердил, что будет дождь, а твоя мама не хотела нас отпускать. Народ утверждал, что фильм интересный, и мы хотели посмотреть его, и друг был отличный, парень на все сто. Редко о чем-то просила мама, но в тот раз ей ужасно не хотелось оставаться одной. Дикторы тоже иногда говорят правду, с ними это случается.
Раннее, свежее утро пряталось в длинных тенях придорожных деревьев. Неяркое солнце показалось на горизонте. Оно немножко улыбалось, глядя на нас. Мы не догадывались в чем дело. Оказывается, оно готовило сюрприз, но об этом нам предстояло узнать позднее. Мы шли по спящему городу, смотрели в таинственные темные окна высоких домов, и дневное светило в каждом из них зажигало оранжевые фонари, но люди за стеклами упорно не хотели проснуться.
Троллейбус был первый и остановился просто так, не на остановке, подобрав нас. Он был холодный, пустой и влажный после уборки. Голубая краска на его боках блестела, искрилась, и он подрагивал от нетерпения, пока мы входили в него. Водитель, молодой парень, улыбался и смотрел в зеркало. Он по привычке не хрипел в микрофон, что бы пассажиры брали билеты, и мы их не брали. Просто ехали без остановок. Город спал, а желтая заря уже полыхала в полнеба. На Сухом логу нам попалась старушка с тяжелым ведром, в котором были пионы. Водитель остановился и взял ее с собой. Цветов было много, и запах такой, что кружилась голова. Бабушка вручила нам несколько цветков. Подошла и подарила. У нас были деньги, но она не взяла, а когда мы выходили, то натруженные в трещинках руки ее крестили нас в спину.
Город проснулся, и остался за спиной, а солнце палило. Не лишним было бы попить. Воды хотелось очень сильно, а мы ничего не взяли с собой. Цветы завяли. Обидно, но пришлось их предательски бросить в придорожной канаве.
Все было ужасно. Где-то там за спиной, пустовали два кресла в кино, лежали чистые вилки и ложки на белоснежных салфетках. И наши подарки: открытка, рыжий мохнатый мишка, коробка конфет прозябали у нас на столе. Часто вздыхая, твоя мама впрок вязала не нужный нам летом свитер, а диктор в пятый раз повторял про дождь. Зачем не остались? Погибли цветы.
А что будет с нами? Куда мы идем?
И вдруг он начался, совсем необыкновенный дождь. Это был солнечный дождь. Пыль свертывалась в комочки, злорадно окутывала редкие крупные капли, но они прибывали и прибывали, и, наконец, их стало так много, что ей пришлось отступить под их напором. Золотые жемчужины, как сотни, тысячи пчел устремились к нам. Мы подставляли свои лица, смеялись, мы хотели воды, нам ее не хватало.
– Дождь!!! Теплый дождь! – возбужденно кричала ты в ставшем почти прозрачным платье. – Как давно мы тебя ждали, – как мантру, повторяла ты и сняв босоножки, забегала далеко вперед.
– Не упади! – горланил я громко и восторженно в след.
Девушка в светлом