Избранные эссе. Дэвид Фостер Уоллес
кинорежиссеры, поэты-аспиранты – они, как показывает мой опыт, особенно склонны к состоянию, когда одновременно ненавидят, боятся и нуждаются в телевидении, стараются обеззаразить себя от того, что с ними делает просмотр в таком количестве, тем, что смотрят с усталым презрением вместо горячей доверчивости, с которой большинство из нас смотрели ТВ в детстве (стоит отметить, что большинство писателей до сих пор смотрят телик с горячей доверчивостью).
Но если учесть, что устало-презрительная «Таймс» всегда держит демографическую руку на пульсе читательского вкуса, пожалуй, будет логично предположить, что самым образованным покупателям «Таймс» присуще то же усталое презрение к телевидению, тот же странный гештальт ненависти/потребности/страха шесть часов в день. Опубликованные исследования телевидения хорошо отражают это умонастроение. И оглушающе скучное качество большинства «литературных» попыток проанализировать телевидение скорее связано не с напыщенными абстракциями, с помощью которых ученые показывают, что телевидение – это нормальный объект для эстетического исследования (см. фрагмент из научной работы 1986 года: «Форма моего вторничного вечернего досуга структурирована диалектикой элизий и разломов между серией окон… „Поток“ – это скорее обстоятельство, а не продукт. Реальный выхлоп ТВ – это квант, мельчайший маневренный широковещательный бит»[94]), – а с тем пресыщенным цинизмом, с каким авторы научных работ о ТВ насмехаются и поносят феномен, который выбрали своим поприщем. Эти авторы похожи на тех, кто презирает – в смысле всерьез, по-крупному презирает – своих супругов или работу, но никогда не разведется и не уволится. Похоже, что критический подход уже давно деградировал до состояния старого доброго нытья. Самый важный вопрос насчет телевидения теперь не в том, какие неприятные последствия может иметь наше взаимодействие с телевизором, а в том, как эти проблемы по возможности решить. В этом месте поп-критики и ученые красноречиво молчат.
Вся штука в том, что если кто-то и задает интересные вопросы о телевидении времен fin-de-siècle, то это американское искусство, конкретно – некоторые течения современной американской литературы: «Что именно мы так сильно ненавидим в современной телевизионной культуре? Почему мы так в нее вовлечены, если так сильно ее ненавидим? Какие последствия может повлечь за собой подобная постоянная, добровольная вовлеченность в медиум, который мы ненавидим?» Но, как ни странно, телевидение само задает эти вопросы и само же на них отвечает. Это еще одна причина, почему критика ТВ в большинстве своем выглядит такой пустотелой. Телевидению удалось стать своим собственным самым успешным и богатым аналитиком.
Утром 5 мая 1990 года, пока я собирал информацию и издевался над издевательским тоном вышеупомянутых статей в «Таймс», по телику шла серия синдицированного «Сент-Элсвера», прорвавшаяся на бостонский телерынок воскресного утра, в остальном захваченный телепроповедниками, рекламой
Sorkin M. Op. cit. P. 163.