Государство против революции. П. В. Крашенинников
обязательное ведение учета колхозных земель и приусадебных участков в специальной земельной прошнурованной книге, а также в государственных земельных книгах в райисполкомах.
В целях борьбы с тунеядством для каждого трудоспособного колхозника был установлен обязательный минимум трудодней в году.
Было рекомендовано установить, что трудоспособные колхозники и колхозницы, не осилившие годовую минимальную норму трудодней, должны считаться выбывшими из колхоза и потерявшими права колхозника.
При этом, следуя неповторимой большевистской логике, чуть раньше было принято постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 19 апреля 1938 года № 500 «О запрещении исключения колхозников из колхозов»[109]. В этом документе запрещалось исключать семью колхозника по случаю его ухода на временную или постоянную работу на государственное предприятие или в учреждение, а также исключать из колхоза за нарушение правил внутреннего распорядка. В качестве крайней меры исключать дозволялось «явно неисправимых, подрывающих и дезорганизующих колхоз, и лишь после того, как исчерпаны все предусмотренные Уставом сельхозартели меры предупредительного и воспитательного характера… по решению общего собрания, на котором присутствует не меньше двух третей общего числа членов артели».
Видимо, для того, чтобы сельская интеллигенция сохраняла силы для основной работы, постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 28 июля 1939 года[110] «О приусадебных участках рабочих и служащих, сельских учителей, агрономов и других не членов колхозов, проживающих в сельской местности» была ограничена площадь приусадебного участка – не более чем 15 соток.
После того как советские правоведы установили отраслевую модель законодательства, не признававшую деление права на публичное и частное, нашлись энтузиасты[111], обосновавшие такую отрасль советского законодательства, как колхозная. По сложившейся традиции (в теории советского права законодательство и право практически не различались) они называли это «колхозным правом». По сути, речь шла об очередной схоластической попытке дать нормативистскую интерпретацию документам Права катастроф, то есть партийным решениям, обеспечить юридическое оформление насильственных методов радикального переустройства деревни.
Было это отнюдь не просто. Например, раскулачивание, то есть принудительное безвозмездное изъятие собственности кулаков, в партийных документах и в законодательном акте – Постановлении ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1939 года – называется конфискацией. Однако эта мера не была конфискацией в юридическом смысле слова. Эта специфическая мера принуждения, которая не имеет аналогов в системе узаконения способов лишения собственника его имущества, представляет собой не что иное, как произвол, больше похожий на узаконенный грабеж[112].
По мере дальнейшего упорядочивания колхозного строя «колхозное право» имело дело с нормативно-правовыми актами, регулирующими отношения в сфере организации и деятельности
СП СССР. 1938. № 18. Ст. 115.
СП СССР. 1939. № 47. Ст. 362.
Среди наиболее известных представителей «научной школы колхозного права» – А. А. Рускол, А. П. Павлов, А. В. Карасс, Н. Д. Казанцев, Г. Н. Полянская, А. И. Никитин, Б. А. Лисковец, И. И. Ларкин, Л. И. Дембо.
См.: Сырых В. М. История государства и права России. Советский и современный периоды. М.: Юристъ, 1999. С. 224, 225–226.