Охотясь на Аделин. Х. Д. Карлтон
черты лица, густые изогнутые брови и шрам, прорезающий боковую часть его черепа с аккуратно выстриженными черными волосами, что завершает его почти дикарский образ. Он мог бы показаться привлекательным, если бы на его лице не было написано, что он предпочел бы видеть меня мертвой.
Мой взгляд перемещается на парня рядом с ним; этот выглядит мрачно, на лице рубцы, видимо от употребления наркотиков. На сальных волосах кепка, из одежды – грязный женский свитер и слишком большие штаны. Узнаю в нем второго похитителя.
И, наконец, вижу третьего, как я предполагаю, врача. У него седые волосы, голубые глаза, пышные усы и лицо, изрезанное морщинами. Его взгляд гораздо мягче, соответствующий тону, которым он говорит. Но что-то с ним не так. Во мне бьется глубокое, пронизывающее, но пока неопределенное предчувствие.
Отвожу глаза; где-то внутри меня поселяется холодная дрожь. Тупая пульсирующая боль становится более резкой, но все равно не настолько сильной, какой была, когда я очнулась в том фургоне. Какими бы обезболивающими они меня ни накачали, должно быть, их действие ослабевает, и я не прочь попросить еще.
Каждая мышца болит так сильно, что кажется, будто вокруг моих костей образовался твердый панцирь. Я чувствую невероятную тяжесть, каждое движение причиняет боль.
Но я все равно осматриваюсь. Мы находимся в какой-то темной комнате с белыми стенами. И здесь… стерильно. Не так, как бывает в больнице, где я ожидала оказаться, но это точно не подземелье.
Не знаю, почему я вообще ждала чего-то подобного.
Грязно-белые стены, серебристые шкафчики вдоль почти каждой из них и бетонный пол. Рядом с больничной койкой стоит большой металлический стол с чашей и разными инструментами, разложенными на заляпанной кровью ткани.
Повсюду какие-то аппараты. И хотя я не знаю, для чего предназначено большинство из них, пищащий прибор возле меня, который мониторит жизненные показатели, мне знаком, как и капельница, воткнутая в мою руку.
Врач поднимает бумажный стаканчик со столика рядом с моей койкой и протягивает мне.
– Выпейте медленно, – инструктирует он.
Дрожащими руками я принимаю стаканчик и отпиваю. Холодная вода в нем ощущается словно лед, приложенный к ожогу, и я испытываю болезненное облегчение.
Потом замечаю, что до пояса прикрыта шершавым белым одеялом, и когда смотрю вниз, то вижу, что на мне лишь светло-голубая больничная сорочка.
Почему-то именно это и кажется мне самым страшным. Они видят, как реагирует мое тело на холод.
Заметив, куда устремлены мои глаза, доктор подает голос.
– Я прошу прощения за вашу одежду. Мне пришлось срезать ее с вас, чтобы правильно оценить ранения и оказать надлежащую помощь.
– Можешь благодарить Рио, – бурчит себе под нос угрюмый тип. Достаточно громко, чтобы я смогла услышать его, несмотря на страх, непрерывно бурлящий в моей крови.
– О, заткнись уже, Рик, – огрызается Рио, и его акцент становится чуточку заметнее со звучащей в голосе яростью. – Или я сам тебя прикончу, и, в отличие