Холодное послание. Дарья Литвинова
в нерешительности топтался возле окошка.
– Давай, давай, – дружелюбно подбодрил его дежурный. – А если еще что сожрет, так приходи сразу. Мы тебе участкового выделим для профбеседы. Давай, Головко, топай.
Мужчина ссутулился, вытащил из кармана вязаную шапку и побрел в сторону выхода; Калинин проводил его глазами. Головко был ему хорошо знаком – один из трех психов в подведомственном районе, который стабильно, в солнце и в непогоду, пять-шесть раз в год навещал родное отделение милиции с сенсационными заявлениями: то у него возле дома обнаруживались залежи урана, то сожительница Марина Дмитриевна Варшавец травила его ртутью и вызывала путем оккультных обрядов демонов. В прошлом январе по заявлению Головко его сожительницу чуть было не арестовали – он прибежал в райотдел с такими ожогами на лице, шее и руках, что из милиции его сразу увезли в реанимацию и долго лечили. Перед тем как потерять сознание, Головко сделал устное заявление – его облила кипятком из чайника гражданка Варшавец за то, что он разбил ее телевизор. Кожа с рук слезала лохмотьями. Группа отправилась на место происшествия – пешком домой к потерпевшему, благо дом находился в трех шагах от УВД – и увидела чудную картину: телевизор разбит, пьяная в хлам Варшавец рыдает и не может сказать ни одного связного слова, а у входа в дом трясется от страха маргинальный друг Головко. Варшавец скрутили и доставили в отдел. Марина Дмитриевна, в прошлом – швея-мотористка, в настоящем – дважды судимая беззубая алкоголичка с циррозом печени и начальной стадией гепатита, в том состоянии, в котором она находилась, любую явку с повинной бы написала, и только благодаря маргинальному другу ушла из отдела свободной. Оказывается, друг вместе с Головко гуляли по старому парку, погруженные в философские размышления: а мороз в тот январь стоял лютый. По причине того, что водка давно кончилась, а согреться хотелось, приятели решили отправиться в котельную, что стояла в глубине парка, и немного размять там заледеневшие конечности. Все бы ничего, да только Головко, бывшему сантехнику, показалось, что трубы мало нагреваются, и он с молодецкой удалью рванул на себя рычаг сброса давления. Паром, вырвавшимся из сопла, ему обварило все открытые участки тела; Головко с воем вылетел из котельной, покатался по снегу, а потом понесся в райотдел, где сделал свое заявление – не поймешь, чем навеянное! – и упал замертво. Из больницы он еще долго писал жалобные заявления, но Варшавец больше не обвинял, хотел привлечь к ответственности халатного сторожа котельной, который допустил членовредительство. Телевизор, как выяснилось, был разбит уже месяца три как. Сумасшедшим Головко был безобидным, спокойным, и вся его ненависть выливалась только на сожительницу путем написания кляуз, заявлений и доносов; к нему уже привыкли, и, видя сутулую фигуру на пороге райотдела, только хмыкали: заявлений у него не принимали в принципе, а если Головко настаивал, выезжали с ним, чтобы он отстал, быстро доказывали неправоту заявителя и возвращались обратно.
Второй районный сумасшедший был куда зануднее