Кредо наития. Эссе и миниатюры. Евгений Морозов
на человека, ещё более слепого, чем ты когда-то?
Делать только одно – быть добрее, а, значит, сильнее, видеть дальше и сверху. Если брызнешь раздражением, если покажешь зубы – значит, истлел, значит, так же слеп, как тот, на кого обижаешься.
Ведь нет ничего важного настолько, чтобы сводить тебя с ума. Ведь посмотри – человек этот, может, ранен в душу, может, не замечает, как правильно поступать, о чём говорить… Он не видит, что ранит другого, он иногда безумен и сам; его нужно жалеть, но жалеть осторожно – понимая, насколько хрупок сквозь грубость, неправоту, беспокойство…
В нём, сотканном из разумных волокон и нервов, в нём есть всё – чтобы стал он теплее, чтобы понял, как неловко, как задумчиво потом самому, как странно… Но сейчас не поймёт, не признается, а, возможно, не успеет и никогда не узнает о самом себе…
Но ты, мой друг, ты, что подкрепился из чаши несправедливости, ты, паладин неустанного тепла, ты, холод видящего неба, ты сильнее тем, что замечаешь его болезнь, что любишь – даже сквозь его неизлечимость, понимаешь – кому же верить, как не человеку…
Ведь любить могут только сильные. Любить так, чтобы твоя страсть, твой блаженный ушиб, спокойствие в правоте и нежности прожгли само время и не оказались тленом.
Тлена нет. Как нет ни раздражения, ни злости, которые ненадолго. Есть сверхусилие, есть желанье оказаться разумнее. Есть умение чуять – за промельком обстоятельств и звёзд – робость и слепок тепла, едва-едва, но протянутого тебе… Часть того, что вырастет из обижающего человека, эта часть и спасёт его… А затем этот человек спасёт тебя.
Ведь и ты не можешь быть сильным всегда. Ведь и ты не прав. Даже сейчас.
Стыд
Кто знает, насколько ответственное дело – читать стихи наизусть… Ведь это по преимуществу привилегия актёров – без запинки доносить поэта до зрителя и выпукло интерпретировать. Но почему стыдно сбиться именно во время чтения стихов? Почему так страшно в момент, как сбился, посмотреть на аудиторию… А аудитория ждёт, что ты выправишься, вспомнишь недостающий кусок и продолжишь? И от этого ожидания – ещё хуже.
Почему – стыдно? Может, потому что стихотворение – это рассчитанный на бесперебойность процесс, оправданный именно в моменты чтения. Особенно – в моменты первого прослушивания, первого вникания в него. Вот ты начал читать, зритель навострил восприятие, стихотворение зажило́, и его невидимая пульсация пронизывает помещение… Но вот ты сбился, пульсация смысла прерывается, лихорадочность вспоминания превращается в зависание над бездной, куда рухнешь в любую секунду, когда среди зрителей пойдёт недоумённый шёпот или реплики о том, как память подвела…
Что же произошло? В этот момент ты понимаешь: ритм стиха – это поезд, который набрал ход, и твои слова должны бежать ровно рядом с ним. Но текст тобою забыт – поезд уходит вперёд, а ты стараешься его нагнать. Ритм, который ты раскачал в пространстве, продолжается и живёт какое-то время дальше, даже если ты упустил произносимое.