Сороковник. Книга 1. Вероника Горбачева
идём дальше. Снова прикрой глаза и мысленно позови свою собаку. Попробуй уловить ответную волну.
Я честно пытаюсь. Хотя своенравный и набалованный собакин и в обычное-то время команды понимает только, когда захочет, а увлекшись погоней за луговыми зверушками, в гробу видит всю это дрессуру, устную или мысленную. Ведунье просто неведом характер лабрадоров, которые до старости легкомысленны, как щенки.
– Н-да, – итожит Гала. – И здесь по нулям. Что ж, цепляй животину на поводок, пока она всех мышей в округе не напугала своей добротой. Здесь нам больше делать нечего.
Норка явно недовольна тем, что пора идти. С кем уж она успела подружиться – не знаю, но то и дело оглядывалась на прибрежные кусты, словно оттуда ей вслед махали платочком. Наверняка или ёжика нашла, или выдру.
– В город ещё рано, – бормочет Гала. – Слободки только просыпаются, лавки закрыты. Сейчас чайку попьём, чуток поговорим, а часа через два заглянем к оружейникам.
– Искать того гада? – спрашиваю кровожадно. Ведунья непонимающе вздёргивает бровь. – Который девочке плохой доспех подсунул! Ты ж обещала его по стене размазать!
– А, вот ты про кого. Куда он денется, найду… Нет, это мы тебя, голуба, ещё по одному параметру протестируем: чем ты владеть сумеешь, мечом, ножом или какой ещё железкой. Вчера у тебя вроде неплохо получилось, по рассказам мужичков-то. Сымпровизировала с прутом или опыт какой имелся?
Я спотыкаюсь на ровном месте.
– Гала! Даже не вздумай! Какой меч? Да я покалечусь, и это будет на твоей совести, так и знай!
– Покалечишься – не беда, вылечу, – рассеяно отвечает та. И спохватывается. – Постой-ка! Что, так плохо? Совсем ничем не владеешь? А как же тебя угораздило раптора кокнуть? Ну, образину, вчерашнюю, на тираннозавра похожую, их тут рапторами кличут.
Приходится рассказывать обо всём в подробностях. И про нелепую схватку, которая закончилась благополучно только по случайности, и про то, как позорно бежала от чудовища, и лишь сходство девичьего голоска с голосом моей дочки заставило повернуть назад; и про железный прут из чужой ограды, и, наконец, про то, как вообще сюда попала. А потом повторить то же самое, только в хронологическом порядке.
За это время мы успеваем вернуться в дом и осесть на кухне. Гала уже водрузила на плиту чайник, насыпала Норе какой-то каши, выставила из массивного буфета на стол большие керамические кружки и несколько баночек с мёдом. Низкий стол придвинут к большому угловому дивану, устланному пёстрыми лоскутными ковриками, и то, что столешница почти вровень с диваном – удобно; и то, что от плиты и уходящей в стену небольшой печи-голландки веет теплом и покоем – хорошо, правильно, по-домашнему. А полки на Галиной кухне не только с посудой, есть среди них и книжные, подальше от печного угла. С такой кухни и уходить не хочется, и необходимость в других комнатах отпадает, если только ты не одна живёшь…
Гала была одна. Одинокая женщина всегда почувствует такую же.
Утро наступает окончательно, и хозяйка, поморщившись от слишком яркого света, приспускает штору