Сороковник. Книга 1. Вероника Горбачева
ломает. Плачь, легче будет.
И, словно нужно было его разрешение, я отпускаю себя. До ломоты в висках, до заложенного носа. Скоро становится легче. Высмаркиваюсь и стыдливо сую под подушку мокрое полотенце.
– Иди-ка ты умойся, – советует Васюта. – А я чайник поставлю. Посидим, поговорим. Да не прячься, что я, баб зарёванных не видел? Иди-иди…
И сам встаёт, чтобы дать мне подняться.
В ванной комнате долго умываюсь холодной водой, но чувствую, что глаза всё равно опухшие. Плевать. Кое-как приглаживаю волосы. Потом спохватываюсь, что из одежды на мне – длинная рубаха, а под ней, кроме меня, почти ничего и нет, нехорошо… Осторожно выглядываю. Пока Васюта зажигает свечу и ставит на стол у окна, успеваю мышкой шмыгнуть к себе.
Беседовать ни о чём не хочется, но оставаться одной страшно. На кухне же светло, уютно… мерцают две больших свечи, ждёт горячий чай. Не поднимая глаз, беру чашку, обжигаюсь и поспешно ставлю назад.
– Ишь, нежная какая. – Васюта не насмехается, просто констатирует. – Домашняя, мягкая. Одно слово: лапушка.
Уши мои загораются.
– Такой не броньку носить, – продолжает он, – а сарафаны да платья, да платки узорчатые, да пряниками её кормить. А ей вместо пряника – засапожник. Да ещё учить надо, как с ним работать. Страшно?
– Страшно, – признаюсь.
– Все боятся. И стыдного в этом нет. Только одни хорохорятся да на рожон лезут; так тем сразу рога отшибают. А видел я новичков вроде тебя… – Вертит чашку, что в его лапищах смотрится напёрстком. – Баб, правда, не было. Но вьюноши встречались, да и мужи твоих лет, сами хлипкие на вид, пальцем ткнёшь – уже помирают. Ну, думаешь, повезёт такому, если быстро отмучается…
– И что?
– И то. Кого-то… – Выразительно чиркает большим пальцем по горлу. – А другой, глядишь, и выжил. И откуда чего берётся! Испугается своего зверя так, что взбрыкнёт, наподдаст тому по печени – и жив! Трясётся, а сам гордый, трофеи подбирает… Так что, лапушка, бояться можно. Главное при этом головы не терять.
Я молчу.
– Смотрю на тебя и думаю, что ты как раз из тех, слабеньких, да удаленьких. Вроде и вежлива, и терпелива, а стержень в тебе есть. Давеча ведь могла спокойно в дому отсидеться, так нет, за мной побежала, за парня новенького просить. Семеро мужиков во дворе собрались, небось, как-нибудь управились бы. Почему не пряталась?
Опускаю глаза.
– Я ведь неспроста тебе показал, как отрок «уходит». Ты этот миг помни, даже если совсем худо станет. Помирать плохо, но если уж и придётся – сразу домой перенесёшься.
– Домой… А как же Финал? – спохватываюсь. – В Финале уж… навсегда.
Не могу сказать «погибну».
– А до Финала ты, Ванечка, совсем другой дойдёшь, – спокойно говорит Васюта. – Ты ведь и так уже другая. Мудрее. Стойчее. С каждым квестом человек мужает.
Я… как-то не чувствую себя другой. Вздыхаю. Делаю глоток – и чай растекается огнём по жилам, изгоняя остатки ночного кошмара.
– У