Зона заражения. Александр Афанасьев
спецназе, сам он отпахал три года в Ливии. Когда началась война, он не сумел вернуться, а его брат, как и вся антитеррористическая группа Лучко, погиб, прикрывая отход беженцев на территорию Сербии. Когда он освободился от дел в Ливии, возвращаться было некуда – не было ни Хорватии, ни Сербии, а был Арнаутский халифат. О своей семье он ничего не знал до сих пор, убили ли, угнали ли в рабство – ничего не знал. Поскольку деваться было в общем-то некуда, он так и остался в охранном бизнесе. Мою контору он знал, относился с уважением – все-таки слава о нас шла, и недобрая слава, но нам такая и нужна.
Когда мы вошли в лифт, ведущий наверх, Горан приклеился ко мне, а с принцем охраны не было вообще никакой… какие-то громилы, похоже, мусульмане, и остались они внизу… мне вообще показалось, что они не сертифицированные охранники, что весьма странно. Уже в лифте Горан незаметно передал мне небольшой «Хеклер-Кох», который я сунул в карман. Некий знак профессионального уважения.
Мы поднимались все выше и выше, в бар с шампанским на самом верху. Париж, некогда сияющий всеми цветами радуги, сейчас выморочно бледнел новомодным светом дешевых китайских светокристаллов, и то не везде. Энергию приходилось экономить везде и во всем…
Шампанский бар наверху был предельно простым, но таким он был еще до войны. Он ни в коем случае не походил на ресторан, потому что там не было столиков, и шампанское пили прямо стоя. Это была открытая площадка на самом верху Эйфелевой башни с очень скромным, надо сказать, освещением, защищенная изогнутой крупноячеистой решеткой оттого, чтобы кто-то не выдумал сигануть оттуда вниз. Там же было что-то вроде ларьков, встроенных в саму конструкцию башни – и в ларьках на разлив продавали шампанское. Отличие этих ларьков от ларьков, к которым стоит очередь из забулдыг, в том, что здесь бокал «Вдовы Клико» старых лет мог стоить тысячи три франков[42]. Швейцарских, конечно, франков. Французские франки, равно как и евро, эту валюту времен упадка здесь давно не принимали.
Три тысячи швейцарских франков у меня были. У его высочества тоже. Получив по бокалу «Вдовы Клико», мы отошли к решетке, чтобы полюбоваться ночным Парижем. Зрелище, если честно, было не очень – света намного меньше, чем раньше, каменная пустыня под луной да трассеры, взлетающие где-то в пригородах.
– Бывали здесь раньше? – спросил лидер исмаилитов, облокотившись о перила.
– Нет, – сказал я, – я из спецназа.
– Я знаю. В Горном Бадахшане жили мои подданные. Вы убили их всех.
– Их убили не мы. Большей частью их убили моджахеды. Сами подумайте, кто полезет в Горный Бадахшан, это же тупик. Мы только подорвали дорогу и оставили там заслон, у нас не хватало сил ни на что другое.
– Я не виню вас, – сказал лидер исмаилитов, – я уже давно не виню никого и ни в чем. Аллах рассудит, кто прав, а кто нет.
– Да, – криво усмехнулся я. – Вот только я считаю своим долгом переправить к нему как можно больше его почитателей. Потому что ждать больше невозможно.
– Не любите мусульман? – спросил принц.
– А
После падения ЕС страны, ранее входившие в него, попытались восстановить свои прежние валюты. Кому-то это удалось, кому-то нет.