.
это что-то хорошее – чересчур уж эксцентрично. В душу детектива просочились робкие сомнения, и он недоверчиво посмотрел на секретаршу. Мужчина тем временем огляделся по сторонам и, убедившись, что его никто не видит, выпрыснул содержимое носа на тротуар, после чего проник в дом.
– Фу, какая мерзость! – Брезгливо произнесла секретарша и отошла от окна. – Разбуди пана Яцека.
Качмарек же, решивший к тому времени, что ничего общего с трактористом-миллионером иметь не желает, не собирался лишать товарища драгоценных минут покоя. Конечно же, он крайне нуждался в деньгах, но отказ от работы ещё не гарантировал голодной смерти – по донёсшимся недавно слухам государство всерьёз раздумывало назначить пану Яцеку пенсию.
– Ох, заживём. – Подумал детектив и в эту секунду в дверь вкрадчиво и неуверенно, то есть как-то не по-миллионерски, постучали.
– Пошёл вон! – Хотелось крикнуть Влодьзимежу, но вовремя одумался – кто знает, как ответит на грубость человек, возжелавший расстрелять из пулемёта собственного пуделя?
– Войдите. – Хоть Качмарек и откашлялся предварительно, его голос прозвучал глухо и нетвёрдо.
Вошедший поклонился гостям и криво улыбнулся. Отдельным оскалом он поприветствовал уже знакомую ему полногрудую пани Плужек.
– Мне бы хотелось поговорить с паном Качмареком. – Сказал гость и многозначительно посмотрел на спину мирно посапывавшего пана Яцека.
– Он перед вами. – Важно произнёс Влодьзимеж.
– Это я понимаю, но он же… спит? Нельзя ли его как-то разбудить?
– Пан Пристор, если вам нужен детектив Качмарек, то вот это вот. – Секретарша не совсем уважительно указала на Влодьзимежа пятью растопыренными пальцами.
– Вы, должно быть, шутите? – Удивлённо спросил Мацей, но закачавшая головой и поджавшая губы полногрудая пани Плужек дала понять, что она ещё никогда не была столь серьёзна. – Сколько же ему лет, что он такой важный?
– Десять. – Сознательно соврала полногрудая пани Плужек.
– Одиннадцать! – Огрызнулся Качмарек. – Одиннадцать мне.
Гость смущённо молчал. А давно уже не чувствовавший себя настолько растоптанным и униженным детектив часто моргал глазами и самое страшное – не знал, что ему говорить и делать.
– Ну, и чего я сюда припёрся? Это же просто смешно. – С горечью думал Пристор. – Возвращаться теперь к жене и детям и рассказывать: «извините, психанул»? Жить прежней жизнью? Поверить Люцине, что мне всякое мерещится, только потому, что я, как и все нормальные люди, люблю выпить после или вместо трудового дня? Другое дело, если бы я действительно был алкоголиком, каким меня все ошибочно считают, тогда не стал бы я отпираться, а оправдался галлюцинациями, но ведь я очевидно здоров. Будь иначе – поехал бы за помощью в город не в полицию, а к наркологу! А с другой стороны – чего я теряю?
– У меня к вам щекотливое