Неприятности в пясках. Евгений Макаренко
опасаясь продажи – скажи теперь, что у техники нет души, но только в час пополудни Мацей Пристор переступил порог главного полицейского управления Быдгоща. Чувствовал он себя при этом не слишком уютно – давал о себе знать жизненный опыт. К тому же заявился сюда он в непривычном для себя статусе – потерпевшего. Было, по мнению Мацея, что-то позорное в слове «потерпевший». Но было бы справедливым отметить, что в жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда ему становится так стыдно, что хоть в сугроб садись и засыпай. И плох, глуп и слаб тот человек, что не сумел подготовить себя морально к этому неминуемому событию. Впервые после женитьбы Пристор почувствовал себя хорошим, умным и сильным.
В вестибюле полицейского управления царили беготня, толкотня, мелкие потасовки и нечленораздельные выкрики. Кто-то вбегал в здание, кто-то наоборот его покидал. Были те, кто рвал на себе погоны и те, кто рвал поданные заявления на увольнение. Словом, осуществлялась типичная подготовка к предстоящей реформе, о которой Мацей, безусловно, ничего не знал, а потому воспринял происходящее, как нечто само собой разумеющееся.
– Видать, маньяка ловят. – Уважительно подумал мужчина.
Он даже сравнил работу здешней городской полиции с работой их участкового – вечно вялого Лешека Цихоцкого. Этот гражданин приехал в их деревню откуда-то с юга и сразу же дал понять, что рвать жилы и рубахи ради правопорядка не собирается.
– Уж поймите меня правильно, но не для того я нигде никогда не учился, чтобы трудиться не покладая сил. – Заявил как-то Цихоцкий слегка ошарашенным селюкам. – Да и ради кого? Вы в зеркало себя видели, сволочи?
Пан Лешек жил в полицейском участке. Занимался лишь тем, что пил, ел, спал и периодически выходил на улицу, чтобы пострелять в ворон – они, по его словам, напоминали ему бывшую – носатую прожорливую брюнетку.
– Разбирайтесь сами. Что вы, честное слово, как маленькие? – Это был стандартный ответ Цихоцкого на любую жалобу. – И мне вообще не понятно, как вы по улице с топорами и вилами ходите, тут и с пистолетом-то опасно.
Мацей, чтобы ни кому не мешать и не быть затоптанным, забился в уголок и принялся решать, к кому бы из сотрудников обратиться со своей бедой. Главное было, определить какими критериями этот сотрудник должен обладать. Презентабельная, мало отпугивающая внешность – раз. Незанятость – два. Вот, пожалуй, и всё. Выбор Пристора пал на скучающего у стены мужчину лет тридцати с погонами главного комиссара на плечах. Мацей осторожно, чтобы ненароком не спугнуть, приблизился к намеченной цели, встал рядом, и, откашлявшись, произнёс:
– Я прошу прощения, но…
– Что ты натворил?! – Не дал ему продолжить мысль полицейский. – Убил, украл, изнасиловал?! И теперь хочешь, чтобы я тебя за это простил? Но почему именно я? По-твоему, я здесь самый добрый? Отвечай, пока я тебя не пристрелил!
– Я?.. Ничего такого… – Заикаясь, выдавил из себя Пристор, колени которого дрожали так, будто