Российский колокол № 2 (46) 2024. Литературно-художественный журнал
взгляд и насупленные генеральские брови, не простила за отсутствие на похоронах матери.
За то, что когда-то он не разрешил забрать Китика.
Лора скривилась. Подумать только. Она не вспоминала кота уйму лет, ей и не нужен был кот, а стоило приехать в Н-ск, как в ней всколыхнулась детская обида.
Дождь набирал силу, Лора ускорила шаг. Она продолжала сжимать латунную фигурку в руке.
Что она будет делать, если и в самом деле случится потоп библейского масштаба? Сколько он будет продолжаться? Отменят ли рейс домой?
Она шагала всё быстрее, глаза смотрели, не видя дороги, а колени… колени будто ощущали тяжесть кошачьего тела, ладонь лежала на кошачьей голове, и…
«Так было не всегда, – снова упрямо шепнул голосок. – Что видишь?»
«Вижу кота. – Лора сжала губы. – Я держу его на коленях и плачу. Я хочу забрать его домой, а отец не разрешает».
«Смотри».
Лора застыла посреди проезжей части, не обращая внимания на струи воды, которые уже колотили её по голове и плечам.
Кот лежит на коленях, но – не на её коленях.
Рука гладит кота по голове – но не её рука.
– Мы пока не можем взять Китика в город, – говорит голос.
И это голос отца.
– У матери аллергия. Но мы что-нибудь придумаем.
Отец говорит:
– Я попрошу за ним приглядеть.
Отец говорит:
– Мы приедем к нему следующим летом.
Отец держит Китика и гладит его между ушами, чешет пальцем по лбу, большим пальцем – маленький кошачий лоб; кот закрывает глаза от удовольствия и тарахтит так громко, что Лоре слышно – слышно с того места, где она сидит, слышно сквозь года с того места, где она застыла посреди улицы.
Дождь набирает силу.
Отец не пришёл на похороны матери. Лора не сказала ему ни слова до окончания школы, не сказала и после окончания, в один день собрала вещи и документы – и исчезла.
Единственный раз, когда Лора вернулась и пришла к отцу на работу, она испугалась генеральских бровей и людей с автоматами и – что? Задавала вопросы? Нет, она обвиняла.
Ушла.
Ушла, чтобы не возвращаться.
Ушла, чтобы судить.
Кто берёт на себя право судить, должен помнить о милосердии.
Лора до боли сжала фигурку в руке. Ещё немного – и ладонь начнёт сочиться кровью, и кровь смешается с дождевой водой, и это будет последней каплей – буквально, – это станет её заветом с потопом, который смоет Атлантиду, чтобы мир ушёл на дно, чтобы отцовский гроб уплыл в неизвестном направлении, чтобы она была – свободна.
Рука отца на кошачьей голове.
Мягкая, нежная рука.
Хватка Лоры ослабла. Она зажмурилась.
«Я так и не знаю, что стало с Китиком, – вдруг подумала она. – Тогда он был котёнком, сейчас ему, должно быть, лет десять?
Я могу его разыскать, – подумала она. – Я поеду в Карповку. Сейчас. Нет, после похорон. Я поеду в Карповку и найду кота. Конечно, он там, и он ждёт меня».
Лора распахнула глаза и рванула с места. Вода хлюпала в туфлях,