Российский колокол № 2 (46) 2024. Литературно-художественный журнал
когда они не смогли взять его из деревни.
Лорин взгляд скользил по обоям, по рамам картин, по железным каркасам старых кроватей, по коврам на стенах. Она ничего не знала о жизни человека в этом доме. Она вернулась слишком поздно.
Но она вернулась.
От отцовского самогона внутри стало тепло и тихо; Лора слушала рассказы соседей, смеялась и плакала: сначала украдкой, потом не таясь.
Кто-то – уже не Галя – гладил её по плечам, обнимал.
Блинчики были восхитительны.
Лора ходила из комнаты в кухню и обратно, прикасалась к стенам, будто что-то искала. Будто хотела – успеть – узнать отца лучше, как не знала при жизни.
На кухне взгляд опустился, скользнул по полу и упёрся в две миски.
Две кошачьи миски. С едой и водой.
– Орихалк! – Восклицание за спиной заставило Лору подпрыгнуть.
Сердце билось как бешеное. Она оглянулась. Сзади стояла Галя. Она всплеснула руками:
– Я совсем забыла! Я же забрала его к себе. Ну, когда… всё случилось. Мои оба недовольны, но терпят.
Лора открыла рот. Закрыла.
Она не поняла ни слова.
– Кот, – терпеливо разъяснила Галя. – Он вам не говорил? Он взял кота из Карповки. Лет шесть назад, – Галя загибала пальцы и что-то беззвучно шептала, – или семь. Назвал Орихалком. Дурацкое имя для кота, как я считаю, – доверительно шепнула она, – но он мне что-то про ценные металлы рассказывал, ему виднее, с заводом-то. Говорил, шерсть у кота такая. Латунная. Необычный цвет. Я могу его оставить, мои привыкнут, куда денутся.
– Нет! – Лора подалась к Гале, и та отступила на шаг. – Кот! Я возьму кота.
Самолёт взмыл в небо.
Лора прислонилась лбом к окну. Крошечный Н-ск быстро превратился в свою же проекцию на карте. Мелькнула голубая лента реки. Запестрели жёлтые и зелёные квадратики полей, нитки шоссе. Лора перевела взгляд от окна на переноску.
Кота, казалось, не удивило внезапное путешествие. Он дремал.
«Домой, – подумала Лора. – Мы летим домой».
Елена Кадомцева
Братья
По лицам и стенам скользили отсветы голограммы, нейросеть под чутким руководством Анюты творила чудеса. Скрипка в его руках старалась не уступать. Последние аккорды – волны умирали на экране. Аплодисменты. Крики «Браво, у-у-у!». Его сдержанная улыбка, поклон.
Теперь все разойдутся на фуршет, а он продолжит играть, что-нибудь ненавязчивое, лёгкое. Кое-кто вернётся к сцене с закусками и шампанским. Он будет играть, а за его спиной на экране будут плясать тени. Потом он наскоро перекусит тем, что Аня успеет отложить ему. Потом скрипка ляжет в футляр, и он поедет с пересадками в съёмную трёшку. По зимней столице, щедро раскрашенной огнями. Потом…
Музыка лилась независимо от того, какие мысли шумели в его голове.
– Мастер!
– Браво, маэстро!
– Ты крут!
– Парень, тебя прёт!
Он слышал разное в концертных залах, лофтах и тёмных полу-подвальчиках.
Коснулся