Ангелофилия. Мурат Юсупов
слава Богу, в нашей стране у руководителей лица все больше интеллигентные. А вот остальные, чтоб испугались и подсуетились, и начали, наконец, уделять внимание избирателю. А народ, какой бы он ни был, а все же родной, и не надо его унижать своим пожизненным правлением.
Народ умный, хоть и терпеливый сверх меры. Пусть он, наконец, увидит, что вы еще чем-то всерьез озабочены, кроме собственного кармана, и что вы не просто наемник и менеджер, как стало модно во всеуслышание называться, а болеете душой за Родину и желаете ей процветания!
Улыбнулся Андрей выступая перед зеркалом в ванной, мечтая о трибуне и пламенных речах.
19
Хряк
Отработав в полумраке подвала очередную смену, насквозь вспотевший, и довольный, что удалось разлить двадцать ящиков, а это считалась неплохой производительностью и для двоих работяг, а он был один и поэтому еще кое-что делал себе. Со словами – Надо пахать, надо заработать, можно до х-я, заработать!– как обычно прихватил в потайном бутыле излишек спирта, и пошел домой.
Его работодатель Резван, работал еще на какую-то их «шишку» Кямрана, но тот никогда сам не приезжал. Резван за двадцать разлитых ящиков платил один разливальщику. Но разливальщик разбавлял так умело, что выходило два. За то, что не пил, Резван его и держал и поэтому пока закрывал глаза на его шалости с градусами.
На него можно было положиться. «Забегаловка» возле пригородных касс позволяла Резвану существовать безбедно. Деревенский люд так и валил в «капельницу», чтобы пригубить Резвановского пойла. Перед отъездом в свои деревни и областные городки они, так сказать, «чихали» на дорожку, а кое-кто и попросту напарывался в хламину. Чем их там поили, им, собственно, было все равно, лишь бы догнаться, а Резвану тем более. Главное, что никто не умирал около кафе, а что там дальше. Таких данных Резван не имел. «Технарь» он не добавлял – боялся, хотя и имел солидную крышу, утрясающую любые вопросы.
Разливальщик, вернувшись со смены, плотно ужинал и, как обычно, его почти сразу морило. Спал крепким сном. Устало храпел. Но, как назло, спать не дали. Помешал даже не привычный подоконный вой сигнализаций, а какой-то нереально долгий и нудный металлический стук, продолжавшийся уже минут тридцать. Он то затихал, а то снова появлялся. Минут через пять после затишья начинался снова.
Ребенок орет, а тут еще какие-то типы стучат. Он уже хотел выйти разобраться, но жена не пустила. А в подъезде происходило что-то невообразимое – вой, ор, словно дикое стадо прорвалось, почти как на прошлой неделе десять кобелей и сучка, на третьем этаже. Но здесь, похоже, другое.
Слышны человеческие, крики. «Не мое дело». Жена ворчит: «Как будто больше мужиков нет в этом подъезде!» Решил: «Да хоть пусть поубивают друг друга эти наркоманы – не выйду. Мне это надо? У меня ребенок! Менты то куда смотрят!?»
– Дорогая, ты что не чувствуешь, малышок навалил в памперс.
– Ну, родной! Так не хочется вставать – обработай, кисеночек, сам, – и она