Сердце-пламень. Анастасия Родзевич
чтобы он ошибался…
Но какой же дурень этот Терн!
– Пусть уходит!
Я вытащила заговор-клинок и, развернувшись, метнула его в корни. Оружие человека не могло причинить чуди вред, но Минт, будто предчувствуя что-то, дал мне заговоренный клинок. Ножички я метала не лучше, чем управлялась в ближнем бою, но здесь попала: тонкий корень, обвившийся вокруг руки и горла чуди, отвалился, а зачарованное лезвие обожгло ей кожу. Навка зашипела. Хорошо бы опомнилась и убежала! Но нет: осталась на месте, и Терн, явно возмущенный моим поведением, тут же бросился ее лечить. Как и все с Пути Созидания, он исцелял Касанием.
– Тише ты, ну!
Он опустился перед навкой на колени и принялся сращивать рану на ее руке. Из глаз чуди струились жемчужные слезы. Вот зараза! Когда я подошла, чтобы достать из дерева клинок, она отшатнулась и зашипела на меня.
– А ты шутить не любишь, да? – ухмыльнулся Терн. – Хотя я видел тебя с наемником из Сиирелл. Вот уж кто за словом в суму не лезет!
Я отошла чуть в сторону, наблюдая за работой колдуна и не спуская глаз с чуди.
– Каково это – быть единственной с Пути Разрушения?
– Если ты не перестанешь болтать, мы застрянем тут на ночь.
– А ты не больно-то разговорчивая.
– У меня нет времени на веселье, – буркнула я, все-таки отворачиваясь.
– Совсем? Велена упоминала, что ты была танцовщицей, – в голосе парня слышалось игривое сомнение. – Отчего не приходишь на вечеры? Или из-за жениха? Это правда, что ты путалась с червенцем?
Я чувствовала, как его насмешливый взгляд изучает мою спину.
– Понял. Быть колдуньей с Пути Разрушения ужасно скучно, – Терн беспечно рассмеялся.
Я обернулась. Навка снова зашипела, и даже корни задергались, будто черви в поисках земли.
– Как давно ты понял, кто ты?
На лице Терна проступила легкая озабоченность.
– Меньше года, – тихо сказала я за него. – Ты ничего не знаешь.
Терн сцепился со мной взглядом.
– Да, я мало знаю о колдовстве, – наконец произнес он. – Но о червенцах ведаю достаточно. Тот, что держал меня у себя в подземелье, оставил кое-что на память.
Он поднял кудри и открыл рубец, рассекающий лоб. От этого край левого глаза слегка покосился, а бровь съехала, запечатав навеки на лице Терна какое-то детское удивление. Но холодный пот прошиб меня не от этого: его рубец был как две капли воды похож на мои отметины на запястьях. Червенское око. Тот, кто заклеймил меня, сделал то же самое с Терном…
– Тот жрец показал мне настоящее уродство, – сказал Терн. – Таскал меня за собой, как игрушку, забавлялся, пока не надоело. Потом его отправили куда-то, кажется, в Асканию. Я просидел еще год с его дружками, прежде чем бежал и в скитаниях познакомился с Дареном…
– Его звали Колхат, – сказала я, с трудом проглатывая вставший в горле комок. – И он мертв.
Терн осекся.
– Откуда ты…
Я медленно закатала рукава и показала ему свои рубцы. Терн перевел взгляд с одного на второй и моргнул, будто