Мертвецы тоже люди. Елена Грозовская
ко мне, ладо!»
Витязь в кольчужном юшмане, верхом на вороном жеребце, склонив копьё к земле, стоял перед истуканом, всматриваясь в даль, раскинувшуюся за божеством на многие версты. Почти у самого горизонта сверкал на солнце кипейными полотнищами высокий шатёр… А за белым шатром, за ледяной чертой – долгий изгиб берега, называемый Лукоморьем. По низинам курчавится белый лечебный мох, растёт клюква и морошка, а у самой воды близ старых высоких сосен, где лежит первозданная грань суши и моря, точит Зуб-камень ночная волна и бежит к озерку, окружённому белыми берёзами, невиданное, неслыханное лесное зверьё.
Внезапно дождь прекратился, будто резко повернули ручку в душе. Солнце ярко ударило в глаза. Я заслонилась рукой от слепящих лучей и огляделась. Вокруг ни души – ливень всех разогнал. Редкие крупные капли падали с листьев промокших насквозь деревьев.
Но вот из парикмахерской вышла на порог женщина с сигаретой и с любопытством уставилась в нашу сторону. На мосту кто-то оживлённо размахивал руками, прохожие один за другим будто вырастали из пустоты. Воздух наполнился звуками, которых минуту назад не было. Стены домов выросли и придвинулись к набережной.
Над головой на ветке громко каркнул ворон. Я вздрогнула и всё испортила – как можно равнодушнее возразила:
– Ты ошибаешься… Я вовсе не люблю тебя! Удачный секс ещё не повод для долгосрочных отношений.
Вано побледнел и опустил голову.
– И что же может послужить поводом? Скажи, может, пойму, – кривая усмешка исказила красивое лицо.
– Любовь. Взаимная.
Вано ещё больше побледнел, но продолжал смотреть на меня, сверкая очами. Солнце заслонило маленькое облачко. В полумрак погрузился правый берег Куры, и люди на набережной превратились в тени. Мне показалось, что и сам Иван изменился, преобразился из светлого в тёмное. Чёрные, смоляные волосы неровными прядями обрамили худое лицо, гневно блестели бездонно чёрные глаза.
Вано поднялся с колен – на джинсах расползались тёмные пятна воды, влажная сорочка прилипла к телу. Он раскинул руки, будто собирался взлететь. Вано подставил небу влажное лицо. На крепкой шее поднялся и опустился кадык.
Я почувствовала его боль. Ему больно, ему нечем дышать. На лице появилось выражение муки. В какой-то момент я испугалась, что на раскинутых ладонях проступят стигматы. Иван стоял близко к парапету, спиной к реке. Я решила, что сейчас он опрокинется навзничь и крестом рухнет в мутную воду.
Но он опустил руки и посмотрел на меня пристально.
– Подойди ко мне, – попросил он тихо.
«Если я подойду к нему сейчас, то уже никогда не уйду!»
Я сделала шаг назад. Зябко поёжилась, положив руки в карманы, и покачала головой:
– Нет!
В кармане плаща я нащупала лепесток розы, который положила туда в день приезда. К моему удивлению, лепесток не завял, оставался таким же свежим. Крошечный, он один благоухал, как большой розовый букет. Аромат роз окутал меня.
«Сердце ноет… Запах её чувствую, словно она рядом, в двух шагах от меня», – вспомнились