Об пол. Владимир Алексеевич Дивинский
город с типичным советским названием. Шкафец. Шкафыть. Шкафск.
Маус ужаснулся тому, куда могут привести мысли о красоте Марии и солнечном свете. И, кряхтя, отправился на кухню за графином. Тот отбрасывал на клеёнку кухонного стола радужный блик, в который Маус некоторое время тыкал подушечкой пальца.
Вдруг почувствовал, что Мария тоже здесь, рядом. Аккуратно обняла его за плечи.
– Солнце заходит.
– Тогда давай смотреть на него.
И собака задумчиво обнюхивает костыль. До этого она спала в прихожей после прогулки.
Долго стояли. Потом Маус опустился на табуретку, не выпуская рук Марии и нежно проводя пальцами по прожилкам на кистях её рук.
– Ты доволен, Маус?
– Да… Ты точно не можешь остаться?
– Я завтра уеду на пару дней. Но обязательно навещу тебя, когда вернусь. Снова сходим в магазин за кефиром.
– Конечно. Я буду ждать.
– Давай.
Она, пригнувшись, нырнула в темноту подъезда. Как Терапевт.
Его тоже придётся ждать. Долго. Чувствовал Маус, что гораздо дольше, чем девушку с бескрайним лесом в глазах вместе с собакой.
Нырнул от тревог подальше, чтобы не поймали. Растёр по телу новое мыло, пахнувшее на этот раз летним лагерем на берегу моря, в котором ему не удалось побывать. Потом долго массировал ногу и нижнюю часть спины, выгнувшись улиткой и плюясь холодной водой.
Захватив с собой варенье и батон, доковылял на балкон и курил – последний раз за день. Под заранее приготовленную, чтобы смотреть с девушкой на солнце, но оказавшуюся ненужной, чтобы смотреть с девушкой на солнце, полупрозрачную пластинку Chris de Burgh.
И танцевал плечами, кистями рук и кончиком сигареты. Как обычно.
Через некоторое время очнулся и спешно перетащил туловище в кровать. Если уснуть в кресле – утром всё будет отваливаться.
Этаж 3
Маусу, как главному меломану в компании, много раз дарили будильники с бодрой музыкой. Поменять её было нереально, как он ни старался. Так что оставалось только недоумевать, почему в эти будильники вшивают исключительно дерьмо вроде поп-панка из нулевых.
Будильников этих – в бо́льшей своей массе почему-то ярко-розового цвета – у него валялась целая куча. Раньше было ещё больше, но где-то половину он оставил аккуратной пирамидкой около двери соседки, когда ещё жил с родителями.
Выставил максимальную громкость, время – три часа ночи, а потом – проснулся и наслаждался. А заодно – испортил отношения с этой соседкой на очень долгое время.
Правда, портить уже было особо нечего. И было весело. Но будильники жалко: соседка их разбила вдребезги и вышвырнула на помойку.
Маус вспомнил обо всём этом, как обычно, стоя без трусов над шипящей ванной. Вспомнил, наверное, по той причине, что уже давно вообще не занимался механическим пробуждением самого себя.
Ему просто хотелось проснуться утром. Этого уже было достаточно. А когда нырял в ванной, хотелось вынырнуть. Тоже важно. И хорошо.
Это