Дом в Мансуровском. Мария Метлицкая
понять о его горе?
После занятий, когда разбегались торопливые студенты и расходились уставшие преподаватели, профессор оставался в пустом кабинете и долго сидел там, не включая невыносимо яркую, отвратительно мигающую лампу дневного света. Иногда зажигал настольную, почти ночник, которая не била в глаза и не раздражала. Он смотрел в темное запотевшее окно, пытаясь понять, как ему жить. Как жить теперь, когда все стало неинтересным, ненужным и потеряло краски и вкус, звук и запах, но главное – смысл.
Коллеги твердили, что у него дети, а значит, надо карабкаться и жить. Две дочки – это и смысл, и стимул. Профессор вяло кивал. Ну да, все так, не возразишь. Только почему он не видит в этом ни смысла, ни стимула? Почему с уходом жены все стало мелким, неинтересным, незначительным, даже его любимые дочери? Наверняка в нем изъян, душевный порок, дефект. Видимо, поэтому он так долго не женился. И только тогда, когда встретил Катеньку, жизнь обрела цвет и запах. Жена была для него всем – миром, вселенной, галактикой! Только с ней он обрел себя, только с ней был спокоен и счастлив.
Как можно смириться с этой несправедливостью? Как можно свыкнуться с этим? И как с этим жить?
За окном уже было черно, и он давно потерял счет времени. Сколько он просидел здесь, в темном пустом кабинете, где пахло клеем, дерматином и пыльной бумагой? Домой, домой! Надеть плащ и кепку, взять зонт – на улице был дождливый октябрь – и наконец двинуться к дому. Суетливо одеваясь и хлопая себя по карманам, профессор бормотал что-то невнятное. Как он мог забыть о Марусе? Как мог позволить себе горевать, когда его ждет дочь – беленькая, сероглазая, тихая и пугливая?
Ему стало невыносимо стыдно.
В эту минуту в дверь постучали. От неожиданности он вздрогнул – кого принесло? Скорее всего, уборщицу. Ну да, ее или сторожа.
– Войдите! – хрипло крикнул он. – Входите, не заперто!
Дверь открылась, и он увидел Клару, Клару Арнольдовну Лускене, свою бывшую любовницу, а нынче друга. Статусом этим профессор наделил ее в то время, когда они разошлись, вернее, когда профессор ее оставил. Оставил растерянную и обиженную, недоумевающую – ведь было все хорошо! И уж точно она надеялась на большее. Ведь все говорили, что они прекрасная пара, и это было правдой. Они были коллеги, единомышленники, верные друзья. Одна загвоздочка все же была – Клару он никогда не любил. Она его любила, а он ее – нет. Он знал, что Клара любит его и что готова на все, и ни минуты не сомневался, что из нее получилась бы отличная жена, такая, о которой мечтает мужчина. Он не сомневался в верности Клары, в ее порядочности, готовности служить ему, быть другом, любовницей, нянькой, соратником – кем угодно, если это будет нужно ему. «Лучше тебя не бывает», – говорил он ей. А умная Клара грустно усмехалась: «Сашенька! Это признание в любви? Знаешь, оно выглядит совсем по-другому. И очень коротко, всего-то три слова!»
Тех самых трех слов она так и не дождалась. «А что, такие комплименты – тоже немало!» – грустно смеялась Клара.
А потом появилась Катенька,