Дорога пряности. Майя Ибрагим
в порядке?
Свет рисует на стенах наши изломанные тени. Они переплавляются друг в друга, бросишь один взгляд – нас двое, бросишь второй – и нас уже трое. Я борюсь с бессмысленным страхом, что пытается меня охватить. Я повелеваю Кайном, а не наоборот. Он привязан к моему клинку, а не ко мне и не к моей душе и будет привязан до тех пор, пока я не спасу Афира. И тогда я убью джинна, исполню свой долг.
– Имани?
Я прочищаю горло.
– В порядке. Не стоит терять время.
6
Я набрасываю аркан на шею Раада и увожу его со двора. Жеребец спокойно следует за мной, по-видимому, довольный тем, что достиг желаемого, ради чего сбежал утром. Вернувшись в переход между скалами, я убираю сундук Афира в седельную сумку Бадр и отправляюсь домой.
– Я так счастлива, – вздыхает Амира, пока мы скачем рысью по извилистой тропе. – Брат жив. Мечта стала былью!
Слова «возможно, жив» жгут язык, но я держу их при себе. Во все это, разумеется, сложно поверить, и я не знаю, что делать дальше. Оплакивать ли долгие одинокие ночи, которые мне пришлось пережить, или радоваться предстоящим светлым дням? Безмятежному будущему, в котором мама и баба больше не ссорятся, Амира переросла свое бунтарство и никто не сплетничает о моем брате, потому что он вернулся и, как прежде, блистает. Но иные тревоги, что разрастаются в тени, поспешно возвращают меня с величавых высот этой чудесной грезы. Они требуют бояться за жизнь Афира, подталкивают нырнуть в бурлящий поток гнева, жаждущий ответа на вопрос, почему он так поступил. Горе – загадочная штука, это искалеченная любовь, что горит, несмотря на все усилия мира ее погасить.
– До сих пор в голове не укладывается, что он делил мисру с чужаками, – говорю я много после того, как мы покинули тесные стены гор.
Амира пожимает плечами:
– У брата были причины. Он увидел мир, которого не видели мы.
– Но наш брат не такой, – возражаю я. – Что-то здесь неправильно, ужасно неправильно. Наверняка он пережил какой-то… не знаю… внутренний кризис.
Сестра фыркает, надувая розовые, как персик, щечки.
– Если под кризисом ты имеешь в виду, что он влюбился в девушку и хочет ей помочь, тогда да.
– Здесь не до шуток. – Я смахиваю с бедра песчаную муху и случайно ее давлю. – Его «влюбленность» в чужачку – лишь очередное доказательство. Предки нас спрятали, ибо нас избрал Великий дух. Нас, не чужаков. Им нельзя доверить волшебство, а значит, Афир не отдал бы им мисру, если бы его не обманули. – Я с уверенностью киваю. – Именно это я и должна сказать Совету. Они всегда внимают голосу разума, и тетушка выступит защитницей Афира.
Амира поникает:
– Наверное.
Я склоняюсь к ней в седле:
– Мы знаем нашего брата, Амира. Он не такой. Просто не такой.
Но она ничего не отвечает. Мы молча пересекаем луга, окрашенные золотистым светом позднего, ленивого солнца. Это одно из немногих свободных от чудовищ мест в Сахире, где все безопасно и знакомо. Впереди возвышаются величественные стены Калии, увитые вьющимся жасмином и розовыми кустами. От