Фавориты Екатерины Великой. И. В. Курукин
по-французски; но послания владетельным особам от его имени писала сама Екатерина, признававшаяся Вольтеру, что её любимец не в состоянии оценить изящество французских стихов. Остаётся, правда, неясным, кто же во время путешествия по Волге в 1767 году переводил за Орлова на русский тринадцатую главу романа французского писателя Жана Мармонтеля[112]…
Орлов, тушевавшийся в изысканном придворном кругу, предпочитал ему весёлое общество, где можно было «куликнуть» при спуске на воду яхты или отправиться на охоту с собаками и при случае похвастаться охотничьими подвигами – «как он там убил медведя и принял его сам на рогатину»[113]. В высшем свете его насмешливо называли «кулачным бойцом» и, кажется, считали человеком недалёким – настолько, что член Придворной конторы Антон Вальтер позволил себе пообещать ему за содействие какую-то «серебряную позолоченную вещь»; тут уж Григорий не выдержал и официально обратился в Сенат с жалобой на наглого чиновника[114].
Не давалось Орлову и искусство политической интриги. При обсуждении кандидатуры Понятовского на польский трон он сначала обложил своего предшественника в сердце императрицы «ругательными именами», а затем признался ей, что сделал это с подачи Бестужева-Рюмина[115]. Да и на язык он был невоздержан и, по словам посла Бретейля, вполне мог спроста заявить, «что гвардия испытывает к нему такое расположение, что, если в течение месяца он захочет, он её (Екатерину. – И. К.) лишит трона».
Оба, Бестужев и Орлов, олицетворяли прошлое: один – дипломатическую систему 40-х годов XVIII века, другой – тип вышедшего «из народа» фаворита в стиле елизаветинского любимца Алексея Разумовского. Но судьба их сложилась по-разному.
Екатерина не только не рассталась с Орловым, но и направляла карьеру других членов преданного ей семейства. В 1764–1765 годах Григорий получил чин генерал-аншефа и должности подполковника Конной гвардии, шефа Кавалергардского корпуса и генерал-фельдцейхмейстера. Тогда же его брат Алексей стал премьер-майором, а в 1767 году подполковником Преображенского полка и 21 апреля 1768 года был награждён высшим русским орденом Святого Андрея Первозванного – пока авансом за будущие заслуги. Позднее Алексей Орлов сумел себя показать во время экспедиции русского флота в Средиземном море, а сам Григорий – при успокоении Москвы после «Чумного бунта» 1771 года.
Время же Бестужева ушло, как и выстраивавшаяся им внешнеполитическая система с ориентацией на союзы с Англией и Австрией. Панин, ещё в начале осени 1763 года сетовавший на противодействие «австрийской партии», 27 октября был назначен «старшим членом» Коллегии иностранных дел и занимал этот пост почти два десятка лет, тогда как имя Бестужева с конца 1763 года исчезло из депеш иностранных дипломатов.
Оставшись без опытного наставника, Григорий Григорьевич в новой для него сфере государственного управления выглядел сущим профаном. Граф Мерси д’Аржанто уже в 1762 году прямо информировал австрийское
См.: Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел // Сборник РИО. Т. 13. СПб., 1874. С. 140, 141, 393.
См.:
См.: Сборник биографий кавалергардов. Т. 2. С. 24; Сенатский архив. Т. 14. С. 163.
См.: Донесения графа Мерси д’Аржанто императрице Марии-Терезии и государственному канцлеру графу Кауницу-Ритбергу с 24 июля 1762 г. по 4 января 1764 г. С. 721.