Самый лучший комсомолец. Том 1. Павел Смолин
руководителем. – Захерт Бронислава Вацлавна, одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года рождения, – с маленькой черно-белой фотографии на меня смотрела остроносая худая бабушка. – Смотрит так, будто фотограф как минимум украл ее любимую вставную челюсть, – показал Вилке.
– О, уверяю тебя, у Брониславы Вацлавны просто идеальные для ее возраста зубы! – поежилась она.
– Имела честь быть знакомой? – захотел я подробностей о «художественном руководителе» нашего ансамбля.
– Зубы хорошо помню, – ощерилась Вилка. – Знаешь какое у нее любимое и единственное наказание? Ты только не пугайся, хорошо?
– Хорошо, – на всякий случай поежился я и сжал зубы.
Виталина наклонилась ко мне и на максимальной громкости очень музыкально пропела мне в лицо, широко открыв рот:
– До-ре-ми-фа…
– Помнишь я обещал тебя не жалеть? – почесав пальцем в немного оглохшем ухе, спросил я. – Конкретно здесь – не работает. Это же чистой воды садизм!
– Однажды полтора часа подряд на меня так орала, – поежилась Вилка. – «Слух исправляла».
– На Шаляпина поди в тиятры ходила, – заметил я.
– Ой, бл*дь, – впервые на моей памяти выматерилась Виталина, закатив глаза. – Куда и с кем она только не ходила! «Да я с самой Надеждой Константиновной морковный чай пила в семнадцатом!» – передразнила она.
– Уволить можно? Она мне из ребят весь рок выбьет, – спросил я и на всякий случай уточнил. – Точно не из-за тебя – че она вообще в современной музыке понимает? Как только примочки готовы будут, вообще инфаркт отхватит от звуков будущего.
– А давай подождем? – с доброй улыбкой попросила Вилка.
– Не, призрак Надежды Константиновны мне любимую подругу не простит, – хохотнул я. – Но я понял – можно.
– Это – твой проект, Сережа, – улыбнулась Виталина. – Можешь увольнять и набирать кого хочешь.
– Больше некого, – пожал я плечами и оживился. – Слушай, а существует еврей, который с позиции художественного руководителя ВИА сбежит в Израиль с пользой для дела?
– В этом направлении с агентурой все хорошо, – покачала она головой.
– Тогда найди, пожалуйста, обычного толкового мужика не старше тридцати, – попросил я.
– Хорошо, – покладисто кивнула Вилка.
Прибыли на место, припарковались и прошли в крашенные темно-красной краской металлические ворота мимо «УАЗика»-«таблетки», который централизованно привозит и увозит ребят на «репточку».
Поднялись по состоящему из трех облупленных ступеней крыльцу, Вилка открыла передо мной деревянную дверь – немножко глумится над «больничным» этикетом – и по скрипучим, давно не крашеным доскам мы дошли до сидящего за столом седого тщедушного дедушки под плакатом о правильном надевании противогаза.
Подслеповато поправив очки, он прищурился на нас. Поздоровались-представились, и были допущены в левый от дедушки коридор. Миновав двери с табличками от 1 до 14, зашли в пятнадцатый, откуда играла музыка.
На сооруженной