Моя чудная жена!. Мария Корелли
мне всегда казалось, что она играла более деятельную, а я более пассивную роль в устройстве этого брака. Я знаю, что мои ответы в церкви во время брачной церемонии были едва слышны, её же были так ясно произносимы, что раздавались по всему зданию и почти пугали меня своей решительной звучностью. Но у неё всегда был звучный голос: здоровые лёгкие, знаете ли, никакого намёка на чахотку!
Все говорили, что это была прекрасная свадьба. Может быть. Я знаю, что никто не смотрел на меня и не думал обо мне. Я играл последнюю роль в церемонии; невеста же обращала на себя всеобщее внимание. Это всегда так бывает, что все смотрят только на невесту, хотя жених также необходим при бракосочетании. Без него ведь нельзя обойтись. Почему же на него обращают так мало внимания его друзья и родственники во время его собственной свадьбы? Это одна из трудных задач общественной жизни, которую я никогда не разрешу.
Мы получили много подарков. Конечно, большинство из них получила моя жена. Один из них поразил меня своей неуместностью: это были сигара и пепельница, дубовая с серебром, с прекрасно выгравированной её монограммой. Это был подарок её приятельницы, у которой она гостила в то время, когда застрелила оленя с ветвистыми рогами. Эти рога, оправленные в серебро, назначались для украшения прихожей в нашем новом доме. Когда мы ехали с нашего свадебного пира и старались защититься от потоков риса, которым по обычаю осыпали нас наши чересчур усердные благожелатели сквозь окна кареты, я шутливо заметил:
– Странный подарок ты получила, милая, от миссис Стерлинг из Глин-Руэча, – она, вероятно, назначала его мне!
– Какой? – спросила отрывисто Гонория. (Она никогда не тратила много слов.)
– Сигару и пепельницу, – отвечал я.
– Странный? – и новая подруга моих радостей и горя повернулась ко мне с блестящей улыбкой в прекрасных глазах. – Ничуть не странный. Она знает, что я курю.
Курит! Слабый шёпот, скорее вздох изумления вырвался у меня, и я откинулся на спинку кареты.
– Куришь? Ты куришь, Гонория? Ты… ты…
Она громко засмеялась.
– Курю ли я? Конечно! Как ты, глупый, не знал этого? Разве ты не чувствовал запаха моего табака? Настоящий турецкий. Взгляни.
Она вынула из кармана настоящий мужской кожаный порт-табак, отделанный серебром, полный табака тончайшей крошки, так называемый «золотой волос», особенно ценимый знатоками; там же лежал запас рисовой бумаги для кручения папирос. Она очень искусно свернула одну и подала мне.
– Хочешь попробовать? – спросила она беспечно.
Я отрицательно покачал головой. Она положила папиросу в табачницу и опять засмеялась.
– Это очень нелюбезно, – сказала она. – Очень! Ты отказываешься от первой папиросы, которую сделала для тебя твоя жена!
Этот упрёк больно задел меня.
– Я возьму её, Гонория, –