Поза йогурта. Мурат Юсупов
глаза.
Дочка спала, и это успокаивало.
Будучи крепкой и упорной, Катя не могла понять, почему на ее го-лову приходятся одни проблемы и заботы, в то время как другие на-слаждаются жизнью.
Ее доброта к людям оборачивалась боком для нее же самой. Каж-дый раз, как сделаешь кому-то хорошо, откуда-то обязательно полу-чишь хорошую оплеуху. За что? Почему? Это не укладывалось в ее сознании. Мозг отказывался верить в такую несправедливость.
Отец и мать научили ее справедливости и заставляли с малых лет поступать по справедливости, но, оказывается, все, чему ее учили – это мираж. Этого так же мало в жизни, как и добра, и чести, и самого по-рядка. На деле всегда оказывается: кто сильный, жадный и хитрый, тот и прав. Что могли знать сельские учителя, жившие в эпоху построения коммунизма, обо всем, что наступило сейчас. Разум отказывался ве-рить в продажность и несправедливость. Даже когда Алексей с пеной у рта доказывал ей, что этот мир лжив и коварен, Катя спорила, что это не так. Но наступил момент, когда и она уже почти поверила в это. И уже смутно представляла, что пришло другое время и в нем властвова-ло что-то дикое и лохматое, необузданное в своей жажде наживы. Она гнала это чудовище от себя прочь, а оно появлялось везде и помечало все своими секрециями, и уже больше никого не пускало на свою тер-риторию. То, что было общее, – стало личное, частное. Не по справед-ливости, а по силе, хитрости и подлости. Люди как будто очерствели, хлебнув мертвой воды. Не хватает им времени подумать о себе – кто они есть, и что они делают в погоне за золотым тельцом. Они потеряли разум и ощущение конечности. Все куда-то катится, к мелким сиюми-нутным удовольствиям, забывая о главном. Что они оставят после себя – разоренную пустыню, и только. Только пустыню и мусор. Много му-сора, океан мусора!?
«Нет, я не из таких. Уж как научили отец с матерью, так и будет. Доброе слово, доброе дело, добрая память. Только так я бы хотела жить, – думала Катя, засыпая. – А что касается Алексея – то, наверно, неправильно делаю, зачем его мучаю. Он и так устает. Что занудст-вую? Надо все изменить, все обустроить по-другому. Не пристало жене вести себя, как капризная девчонка, – и с этими мыслями ей по-казалось, что она засыпает. – Завтра будет день и будет пища. Опять эти крысы на лоджии, зашевелились! Жалко, что Алексей не слы-шит», – мелькнуло в ее сонном мозгу.
* * *
Алексей открыл глаза. «Как будто и не спал», – подумалось ему. Пер-вое, что увидел, было разлитое молоко. Белое, стерильное. Оно было розлито по потолку. Алексей не задался вопросом, почему молоко ка-пает с потолка, и кто его так ровно разлил. Он начал припоминать, что чашка выпала из его рук и, медленно падая на пол, разбилась на куски, и чей-то взгляд, укоризненный взгляд накрыл его. Он бросился вслед за чашкой, но не успел. Молоко разлилось повсюду. Молчание и чувство неловкости висело в воздухе. Разноцветные человечки плясали вокруг этого хаоса, вокруг белой молочной кляксы, разлитой везде, и беззвучная песня лилась из глубины миниатюрного хора.
«Не к добру, не к добру», – звучал голос хора.
«Кышь,